CFR: мозговой центр американской геополитики

[Сергей Советский]

Наталия Нарочницкая,

доктор исторических наук

“Аналитические институты” — глаза, уши и МОЗГ Америки

Несмотря на появление в мире уже более четырех тысяч аналитических центров, во многом подражающих американским “мозговым центрам”, американские “Think Tanks” остаются особым явлением. (Термин “Think Tanks” — “резервуар идей”, который чаще переводится как “мозговой трест”, возник во время Второй мировой войны и означал защищенное помещение, куда удалялись эксперты и военные для обсуждения.) В то время как филиалы или посланцы Фонда Карнеги, “Наследия”, Брукингского института в других странах учат местные элиты смотреть на национальную политику через призму “глобального подхода”, мозговые центры США работают исключительно на американские интересы. Отличительной особенностью американских “Think Tanks” является даже не их прямая связь и сотрудничество и обмен кадрами с конгрессом, Государственным департаментом, ЦРУ и другими учреждениями по сбору информации. Для этих “университетов без студентов”, как их называли еще перед войной, “студентами” являются и правительство, и “политический класс” в целом. Они — суть мощная идеологическая и полити­ческая скрепа американского истеблишмента, его костяк и интеллектуальный потенциал.
Эти мощные генераторы идеологии создают тонким и опосредо­ванным образом мировоззренческие аксиомы для посвященных и стереотипы для профанов, их широкая международная активность подменяет и дополняет работу американской дипломатии и идеоло­гической разведки. Наконец, именно они и составляют кровеносную систему связи между элитами, по которой циркулирует “истинное знание”, в то время как СМИ виртуозно отождествляют интересы США с морально-этическими канонами универсума и обрабатывают много­миллионный “демос”, наивно уверенный в своей мнимой “кратии”.
Воплощением этих могущественных институтов является Совет по внешним сношениям (СFR - Council on Foreign Relations) – святая святых истеблишмента Атлантического побережья Север­ной Америки. Многие эксперты полагают, что как центр принятия решений СВС стоит над администрацией США.
Американский Совет по внешним сношениям был задуман еще в 1916 году, в рубежный момент смены международного курса. Выход Америки на евро­пейскую и мировую арену осуществляется с вызовом традиционному понятию национального интереса и суверенитета, с противопоставлением ему “вселен­ской, основополагающей гармонии, пока что скрытой от человечества”, как выражается Г. Киссинджер. Вильсонианство соединило с либеральным бага­жом кальвинистский пафос “орудия Бога” англосаксонских пуритан, доктрину “нации-искупительницы” (Redeemer Nation) и “Божественного предопреде­ления” (Manifest Destiny). Девиз на государственной печати США “Novus ordo Seculorum” – “новый порядок на века” из мистического задания стал вопло­щаться в политическую реальность. “Realpolitik” никуда не исчезла, но подверг­лась “теологизации” – отождествлению собственных интересов с морально-этическими канонами универсума.
К началу ХХ века в США уже сформировался крупный центр финансовых интересов, который был связан тесными экономическими, политическими, культурными узами с финансовыми группами европейских держав. Родст­венным кругам Европы и Америки были одинаково чужды и мешали монархические и национально-консервативные устои европейских обществ и культуры, классические традиции международных отношений, сложившиеся с Вестфальского мира 1648 года. Исход войны для этих кругов и их предста­вителей сулил лидерство в мировой идеологии и политике с обретением финансовых рычагов. Идеология вильсонианства породила проект Пакта о Лиге Наций и Программу из 14 пунктов В. Вильсона.
Разработчиком этой новой внешнеполитической идеологии – прароди­тельницы современной идеологии глобализма, по сути неовильсонианства, — в немалой степени являлись кадры будущего Совета по внешним сношениям. США выходят из своей “изоляционистской” доктрины c универсалистским проектом, автором которого был загадочный alter ego Вильсона полковник Хауз – фигура, недооцененная историками.
Главное в этом проекте – это отказ от национального интереса как основы политики и снижение традиционной роли национальных государств, создание первого типа универсальной международный организации — Лиги наций — и интернационализация международных проблем. США сумели подменить цели войны, ради которых французы, немцы, англичане и русские гибли на фронтах. Г. Киссинджер представляет эту подмену в качестве моральной и политической победы Нового Света над имперским Старым: “Вступление Америки в войну сделало тотальную победу технически возможной, но цели ее мало соответ­ствовали тому мировому порядку, который Европа знала в течение столетий и ради которого предположительно вступила в войну. Америка с презрением отвергла концепцию равновесия сил и объявила “Realpolitik” аморальной. Американскими критериями международного порядка являлись демократия, коллективная безопасность и самоопределение”.
Полковник Эдуард Хауз еще в 1916 году создал неофициальную группу экспертов для выработки модели будущего мира и роли в нем США. Иссле­дователи отмечают не по чину огромное влияние этого серого кардинала, при котором Государственный департамент США сошел на положение промежу­точной инстанции для воплощения его идей и архива официальной коррес­понденции. Более секретная дипломатическая переписка проходила непо­средст­венно через маленькую квартиру на 35-й Ист-стрит. Послы воюющих стран обращались к Хаузу, когда хотели повлиять на решения правительства или найти поддержку в паутине трансатлантической интриги.
Связи полковника были весьма разнообразны и нетрадиционны: банкиры Вандерлип, Варбург и Шифф, молодые братья Аллен и Джон Фостер Даллесы, раввин Уайз, журналисты и комментаторы, эксперты, Бальфур и Ллойд-Джордж. Известная под названием “The Inquiery” экспертная группа факти­чески руководила американской делегацией на Версальской конференции и вместе с банкирами объявила о создании Совета по внешним сношениям прямо в Париже. Однако первое же детище идеологии Совета встретило осуждение тогда еще почвеннически настроенного американского демократи­ческого истеблишмента.
Американский сенат в 1919 г. при обсуждении Версальского договора и Пакта о Лиге Наций весьма заинтересовался закулисной стороной форми­рования позиции США в войне и происхождением вильсонианской концепции послевоенного мира под эгидой наднационального органа, которая, по их мнению, подрывала суверенитет как основу международного права. Весьма любопытен допрос, которому председатель Комитета по иностранным делам сената подверг Бернарда Баруха, но так и не получил вразумительного ответа на наивный вопрос, возможно ли защитить интересы США в условиях примата международной организации. “Посвященный” Барух не собирался просвещать честного почвенника Бора о принципиально новых политических и финансовых механизмах обеспечения интересов и лишь многозначительно изрекал: “Полагаю, что мы это сможем, сенатор”.
Роль Варбургов, Я. Шиффа, Моргана, Вандерлипа в подготовке после­военного устройства и идейных постулатов для первого проекта “единого мира” стала предметом скандального разбирательства в американском конгрессе, возмущенном открывшимся обстоятельством, что текст документов Парижской конференции, и особенно текст Пакта о Лиге Наций, был известен банкирам ранее уполномоченных дипломатических представителей в Париже.
Комитет по иностранным делам обратил внимание на шокирующую деталь, обнаружив, что американские банкиры до 1917 года не только препятствовали вступлению США в войну и отказывали России в кредитах на закупку воору­жений, но и сделали ставку на победу Германии, что перестало удивлять, когда выяснилось, что германская ветвь Варбургов – семья брата американ­ских Варбургов — владела главным пакетом акций Hamburg-American and German Lloyd Steamship Lines и банками, финансировавшими германское судостроение и военный флот. Я. Шифф, женатый на их родственнице, создал в США “Американский комитет по вопросу о нейтральной конференции”, который взял на себя задачу “установить мир с победоносной Германией”. В ходе слушаний выяснилось, что именно те же люди и даже те же авторы первыми начали пропаганду новых идей и обвинения “европейской реакции” в развязывании мировой войны. В итоге американский сенат не ратифици­ровал Версальский договор и отказался вступить в Лигу наций.
Описанная идеология международных отношений и обоснование амери­канской роли было первым продуктом Совета по внешним сношениям. Из-за позиции конгресса США, в котором доминировали “почвенни­ческие” настрое­ния, на значительный промежуток времени амери­канская внешняя политика оказалась в руках консерваторов-изоляционистов с лозунгом “подальше от Европы”. Потребовались определенные усилия, чтобы укрепить в США соот­вет­ствующие круги для проведения выработанной кадрами Совета по внешним сношениям линии Хауза — Вильсона, и понадобился весь ХХ век для реализации их универсалистского замысла.
По признанию директора отдела политики и планирования Государст­венного департамента Ричарда Хааса, именно Совет по внешним сношениям в период изоляционизма “помог сохранить и поддержать готовность к глобальной вовлеченности некой “посвященной общины” внутри США и “поддержать теплящийся огонек мондиализма” в период между отречением США от Лиги наций и началом Второй мировой войны.
В этот период Совет сливается с американским Институтом международ­ных отношений. На обложке ежегодника — “Политического справочника мира” (“Political Handbook of the World”) Совет объявил себя некоммерческим, неполитическим, внепартийным научно-исследовательским обществом, которое проводит непрерывные обсуждения по рассмотрению политических, экономических и финансовых проблем Америки в международном аспекте. Эта организация “представляет собой группу людей, многие из которых имеют обширный опыт в международных вопросах и которые желают научной и беспристрастной исследовательской работой помочь развитию благора­зумной внешней политики США”. Однако руководящий состав, тематика, наконец, материалы закрытых заседаний свидетельствуют, что эта структура тесней­шим образом связана с финансовыми группами США, Морганами и Рокфелле­рами, а также имеет прямой выход в Государственный департамент.
К концу 30-х годов роль Совета, его авторитетность как ведущей научно-исследовательской организации США по изучению международных проблем была намеренно подчеркнута во время участия на съезде научных обществ по изучению между­народных отношений, организованном Лигой наций в Лондоне в 1939 году. Однако его роль разработчика внешней политики США и связь с Государст­венным департаментом никогда не афишировалась, хотя может быть просле­жена доказательно еще с довоенных времен. Более того, разработки Совета не раз служили основой для официальных внешнеполитических доку­ментов и даже текстуально совпадали с ними, причем не только американских, но и ряда стран, чья ориентация имеет важное значение для американских военно-политических планов в Европе.
Из довоенного прошлого Совета можно привести немало красноречивых примеров: его председателями были Норман Х. Дэвис, бывший также заместителем госсекретаря США, Джон Дэвис, бывший в 1924 году послом США в Англии и кандидатом в президенты США от демократической партии, который вплоть до 40-х годов являлся членом редколлегии “Форин Афферз”, Оуэн Юнг — автор репарационного плана Юнга, он же президент “Дженерал электрик”. Исайя Боумэн, член Совета, был советником президента Вудро Вильсона, тесно взаимодействуя с полковником Хаузом. Боумэн оставался членом Совета еще в середине 40-х годов, будучи членом одной из главных групп – “Территориальной”, занимавшейся планированием будущего Европы после “нацистско-большевистской войны”. Его имя всплывет в составе американской делегации в Думбартон-Окс. Г. Ф. Армстронг, председатель Совета в годы Второй мировой войны, был одновременно главным редактором “Форин Афферз”, оставаясь на этом посту еще в середине 70-х годов. Все упо­мянутые деятели стояли в вопросах внешней политики на однозначно враждеб­ных к России позициях, открыто формулируемых вплоть до 22 июня 1941 г.
К началу Второй мировой войны деятельность Совета можно охарактери­зовать как совмещение аналитическо-концептуальной разработки тем стратегического характера, формулирования внешнеполитических программ и документов с конкретной дипломатической деятельностью.
Работа Совета еще до войны состояла не только в подготовке важнейших стратегических документов и оценок международного положение, но и в отсылке данных материалов в распоряжение Государственного департамента. Совет по-прежнему был теснейшим образом связан с английским Королевским институтом международных отношений в Лондоне (“Chatham House”), который пересылал свои работы Совету.
На заседаниях Совета, работа которого необычайно активизировалась в периоды, готовящие или предвещающие серьезные геополитические сдвиги, всегда присутствовали и выступали с докладами представители оппози­ционных или эмигрантских элит стран или территорий, важных для США, на которые они не имели возможность оказывать прямое воздействие. Совет­ские спецслужбы и “аналитические” отделы заинтересовались деятель­ностью Совета, судя по всему, после смены руководства Наркомата ино­стран­ных дел.
Нарком Литвинов неслучайно считался англосаксонским лобби в советском истеблишменте, и при нем о деятельности Совета в НКИД ничего не писали. Однако М. Литвинов сам прекрасно был о ней осведомлен, так как находился в составе группы “из пяти высокопоставленных большевиков”, которая в 1929 году наносила Совету визит, после чего через некоторое время Совет рекомендовал правительству признать СССР. Редкие документы о том визите в России пока еще находятся за семью печатями, поскольку эти большевики “первого” космополитического разлива явно обещали проводить некую экономическую и политическую стратегию, приемлемую для США.
С легкой руки Литвинова, писавшего в НКИД все аналитические записки с оценками американской политики в целом и перспектив отношений с СССР, в советской довоенной историографии всегда выделялась “демократическая Америка”, более “терпимая” к большевикам. Это была сущая правда, и в этой стратегии определенную роль играл Совет по внешним сношениям. США оказывали большевикам немалую помощь средствами и кадрами револю­ционеров в самые ранние годы, затем договаривались с ними — параллельно со своим участием в финансировании походов Антанты. Именно США были готовы немедленно признать большевиков на удерживаемой ими небольшой части России с одновременным признанием всех самопровозглашенных территорий. Однако, когда в 1922 году та же большевистская власть сумела восста­новить единство страны, США долгое время отказы­вались признать СССР. Вопреки своим заверениям Белому движению о незыблемости амери­канской позиции по вопросу о безусловной необходи­мости сохранения Прибал­тики как части России США последовательно не признавали восстановления суверенитета СССР над этими территориями. Дело было не в большевиках, а в геополитическом гиганте.
США признали СССР лишь после того, как в ходе засекреченного до сих пор визита в 1929 году в США группа из пяти высокопоставленных большевиков “отчиталась” об их дальнейших планах загадочному Совету по внешним сношениям. По словам У. Мэллори, исполнительного директора Совета, эти делегаты дали ответы, которые “удовлетворили аудиторию, состоявшую из американских банкиров, но могли бы дискредитировать этих людей дома”. Удалось установить, что одним из них был М. Литвинов, имевший давние связи в англосаксонском мире, женатый на дочери английского историка и ставший наркомом иностранных дел.
Когда чувство родства с Новым Светом испарилось, в СССР заподозрили в США геополитического соперника. Перед разведкой и аналитическими органами, по-видимому, были поставлены новые задачи. Сразу было установ­лено, что многие важнейшие международные инициативы в Европе и темы заседаний Совета совпадают, хотя не имеют формальной связи, а его доку­менты и материалы появляются затем в форме официальных заявлений и документов международных и американских инициатив. Не без оснований в НКИД Совет назван “квалифицированной и солидной кухней по разработке, систематизации и подготовке не только абстрактных и перспективных проблем будущего послевоенного устройства, но и важнейших международных политических вопросов текущего оперативного порядка, некоторая часть из коих может весьма сильно затронуть интересы Советского Союза”.
С самого начала Второй мировой войны под руководством Совета по внешним сношениям эксперты работали над темами под общим назва­нием “Изучение интересов Америки в военное и мирное время” в четырех группах: по вооружению; политическая; территориальная; финансово-экономическая. За три недели до нападения Германии на СССР с одобрения Госдепартамента группы резко интенсифицировали работу и издали ограниченным тиражом ряд “строго секретных” документов и меморан­думов, посвященных после­военному порядку в Европе и мире с особым вниманием к территориям и странам, приграничным к СССР.
Членами всех важнейших групп одновременно являлись Г. Армстронг, У. Мэллори (принимавший секретный визит Литвинова), А. Даллес и другие ключевые координирующие фигуры. Особо обращает на себя внимание целый ряд заседаний с докладами представителей эмигрантской элиты и бывших государственных деятелей Прибалтики — Литвы, Латвии и Эстонии, Польши, Венгрии, Норвегии, Чехословакии, Румынии, Югославии, Австрии. Тематика заседаний и названия докладов и меморандумов посвящены классическим темам “реальной политики” и глобальным интересам США, мало соответст­вующим вильсонианству и Атлантической хартии. Интересы борьбы с гит­леровской мощью требовали вовлечения СССР, его материальных и челове­ческих ресурсов, в войну против Германии, которую могла разгромить лишь континентальная держава, и Советский Союз приглашался в качестве союзника в борьбе против общего врага. Что же Совет по внешним сношениям?
22 августа 1941 г. СВС посвящает американской стратегии в новых условиях заседание, прагматизм которого смутил бы Талейрана и Макиавелли. Сама тема заседания “Вопросы американской политики, касающейся нацистско-большевистской войны” и перечень вариантов демонстрируют изнанку, весьма отличную от риторики официальных деклараций и обращенных ко всему миру и к СССР инициатив:
“Если большевистский режим сохранится:
а) Станет ли Америка соучастником Советской России в войне против Гитлера.
б)Должна ли Америка добиваться установления равновесия между (послевоенной) Германией и Россией путем создания независимых от них обеих буферных государств.
в) В случае нападения Японии на Приморье, должны ли тогда США вмешаться путем интервенции на Дальнем Востоке.
Если большевистский режим падет:
а) Должна ли Америка стараться восстановить большевизм в России.
б) Должны ли США по примеру Гитлера санкционировать массовое переселение народов для создания буферной зоны между Германией и Россией.
Если после большевистского режима будет установлен режим сотруд­ни­чества с Германией:
а) Должны ли США не дать возможность этому режиму установить контроль над Транссибирской железной дорогой.
б) Должна ли Америка подготовить на Дальнем Востоке противников этого режима (Китай, Япония) (выделено мною. — Н. Н.).
Однако самое ценное заключают в себе итоговые тезисы обсуждения:
“Военный результат этой войны решит судьбу не только больше­вистского режима; он может обусловить огромный процесс перегруппи­ровки сил от Богемии до Гималаев и Персидского залива. Страницы истории открываются вновь, краски снова льются на карты.
Ключ к этому лежит в реорганизации Восточной Европы, в создании буферной зоны между тевтонами и славянами. В интересах Америки направить свои усилия на конструктивное решение этой проблемы, если только желательно предотвратить повторение войны”.
В развитие этой темы СВС провел до августа 1942 года исключительно интенсивную работу по систематизации и изучению возможностей переуст­ройства послевоенной Европы, прежде всего ее восточной и центральной частей, и издал около 500 “строго секретных” меморандумов, ставших сразу достоянием советских ведомств. В этих меморандумах проводится тщательный смотр всех сил и стран, на которые можно было бы сделать ставку, пригла­шаются все эмигрантские правительства или оппозиционные группы из тех государств, которые все еще не находятся под влиянием США, а сами доклады и обсуждения проходят в специально образованной группе под названием, вполне соответствующим Атлантической хартии: “Группа по изучению мирных целей европейских наций”.
В заседаниях принимали участие А. Сметона — бывший президент Литвы, К. Р. Пушта — бывший министр иностранных дел Эстонии, А. Бильманис — “полномочный посол” Латвии в США, эрцгерцог Австрии Отто фон Габсбург, А. Грановский — президент организации по возрождению Украины, Л. Ди­митров — председатель “Македонской политической организации США и Канады”, представители польской эмигрантской элиты, бывшие государст­венные чиновники Чехословакии и Румынии, О. Яши — бывший министр национальностей Венгрии и другие. Председателем этой важнейшей группы был Г. Ф. Армстронг, членами — А. Даллес, У. Мэллори. Представленные в Совете “нации” не совпадали с государствами на официальной карте Европы до начала гитлеровской агрессии, что лишний раз позволяет трактовать Атлантическую хартию отнюдь не как требование отвергнуть результаты гитлеровских завоеваний и вернуться к положению ante bellum (до войны), а воспользовавшись этой агрессией, объявить пересмотр довоенных границ и карты Европы. Именно на эти “буферные” восточно- и центральноевропейские силы будет сделана главная ставка США в расширении НАТО в 90-е годы после краха России-СССР.
Судя по всему, еще до Пёрл-Харбора и задолго до окончания войны в США лидеры американских деловых и политических кругов через свои наиболее квалифицированные организации приступили к активной разработке планов послевоенного устройства Европы и экономического и политического присутствия в ней США.
Принято в целом считать, что окончательное стратегическое решение США “остаться” навсегда в Старом Свете и инкорпорировать роль, интересы и потенциал Западной Европы в свою глобальную стратегию, составной частью которой стало поощрение и европейской интеграции, и “единой Европы”, оформилось лишь в 1946 году. Еще в 1944 году впечатление о возможности возврата США к “изоляции” было распространено даже в самых верхних эшелонах внешнеполитического ведомства Великобритании. Об этом свиде­тель­ствуют переписка британских эмиссаров в Европе с А. Иденом о будущем европейском устройстве, а также некоторые материалы советских архивов, показывающих, что в беседах Молотова с Бирнсом – государст­венным секретарем США — советская сторона выражала беспокойство возмож­ным решением США “замкнуться в своей скорлупе”.
Однако секретные меморандумы Совета по внешним сношениям говорят о том, что те круги, которые занимались панорамным стратегическим планиро­ванием не только внешней политики, но места США в грядущем периоде мировой истории, еще в начале войны, задолго до того, как к этому склонился Государственный департамент и конгресс, постулировали заинтересованность США в “интеграции” Европы и в универсалистских структурах, которые США должны контролировать и направлять.
Важнейшей стороной деятельности Совета стало мировоззренческое программирование специфическими методами – выработка базовых аксиом и клише в сознании научной и общественно-политической элиты через свои издания, особое место среди которых занимает журнал “Форин Афферз”. Авторитетность журналу придало не только высокое качество публикуемых аналитических материалов и статей ведущих имен американского полити­ческого и политологического сообщества. Журнал превратился в форум, на котором обкатывались внешнеполитические концепции, доктрины и инициа­тивы, которые только что стали или вскоре должны были стать внешне­полити­ческим курсом США. Что было первичным – вопрос сложный.
Публикация в “Форин Афферз” делала новое имя авторитетным, а суждения, в нем высказанные, привлекали внимание как мнение, разделяемое частью государст­венных ведомств. Именно в журнале “Форин Афферз” в 1947 году была опубликована анонимная статья, принадлежавшая Джорджу Кеннану — “Истоки советского поведения”, где сформулирована “доктрина сдерживания” 1947 г.
В 1963 году тот же Дж. Кеннан поместил статью под названием “Полицент­ризм и западная политика”, где предлагалось стимулировать постепенный отход восточноевропейских участников Варшавского пакта от Москвы через формирование из них более самостоятельных центров силы. В соответствии с этой концепцией США всегда отказывались вести дело со всем блоком, чтобы не повышать наднациональную роль СССР и его влияние, и даже пошли на смягчение закона о торговле стратегическими товарами в отношении фрондирующих партнеров в Варшавском пакте. Доктрина эта действовала до ввода войск в Прагу в 1968 году.
Легковесные и исключительно идеологические комментарии по поводу очередной годовщины этих событий обошли как главный смысл этой акции со стороны СССР, так и главный итог ее для позиций СССР и международных отношений. Понимая, что Запад выжидает, пока пражская “весна” перейдет в жаркое “лето” и Прага будет готова выйти из Варшавского договора, СССР показал Западу, что готов даже ценой очевидной потери престижа в общест­венном мнении и антирусских настроений в самой ЧССР, ценой нарушения международного права подтвердить свой контроль над геополитической зоной ответственности, определенной не только Сталиным, но и Черчиллем и Рузвельтом, и не допустить распада военно-стратегического пространства. США, проинформированные об акции самим советским руководством, признали эту сферу, в отличие, скажем, от Афганистана, вход в который был воспринят как расширение зоны коммунистического влияния.
Крах иллюзий на отрыв поодиночке социалистических стран от СССР привел США к разрядке. Прямыми результатами ввода войск в ЧССР были договоры ФРГ и СССР 1970 года, последующие договоры ФРГ с Чехословакией об объявлении Мюнхенского сговора недействительным, визит Р. Никсона в Москву, встреча во Владивостоке, весь комплекс договоров в области ядерного разоружения, включая его фундамент – Договор о противоракетной обороне 1972 года и Протокол к нему 1974 г. Эта акция побудила Запад подтвердить в Заключительном акте Хельсинки незыблемость послевоенных границ и реалий в обмен на согласие СССР на сокращение вооружений в Европе. (С такими же целями — подтвердить свой контроль над некими ареалами — США вводили войска в Гренаду и т. д.)
В конце 60-х годов на страницах “Форин Афферз” появляется имя З. Бже­зинского, которого извлек из безвестности Дэвид Рокфеллер — человек, занимающий весьма важное место в конструировании идеологии глобализма и ее институционализации. Финансово-промышленный магнат, глава одного из крупнейших банков “Чейз Манхэттен”, он являлся в течение ряда лет президентом Совета по внешним сношениям.
В деятельности Совета по внешним сношениям можно проследить ступени развития доктрины глобализации, к осуществлению которой мир нужно было подготовить. Уже в 60—70-е годы пробиваются на поверхность всходы целенаправленной работы всего ХХ века по консолидации и созданию наднациональных механизмов контроля над общемировым развитием, в которых стратегия отдельных стран была бы незаметно подчинена постав­ленным целям. Задача эта связана с панорамными расчетами ведущих сил Запада, которые они вели с начала века в отношении своего политического и экономического будущего. Между двумя мировыми войнами речь шла о рычагах воздействия на оформление нужного идеологического, политического и экономического облика мира, об условиях накопления экономической и финансовой мощи. Этому служили паутина Хауза — Вильсона — Ллойд-Джорджа, создание Совета по международным отношениям. В этот период были испробованы и первые международные политические и финансовые учреждения — Лига Наций и Банк международных расчетов. Созданный планом Юнга (председателем Совета в 20-е годы) якобы для решения репарационного вопроса, Банк успешно институционализировал ведущую роль в европейской политике англосаксонского финансового капитала.
После Ялты и Потсдама Запад потратил огромные ресурсы для компен­сации нового соотношения сил. История плана Маршалла, интеграционных механизмов от Рима до Маастрихта, военного блока НАТО — хрестоматийна. Новым в этом процессе было не создание альянсов — традиционных форм мировой политики. Новым был их тип и уровень, ибо они не просто ограничивали, а необратимо размывали национальный политический и экономический суверенитет. Одним из первых “европейских сообществ” стало “Европейское объединение угля и стали” — сырья не только войны, но и всей экономики. Была создана военно-политическая матрица, которая задала экономическую структуру, потребности развития стран, обеспечила рост американского ВПК и ТНК, которые постепенно становились силой, оказы­вающей решающее воздействие на правительства стран базирования и принимающих стран, влияющей на мировую политику и экономику.
Американский Совет по внешним сношениям еще в начале войны подго­товил меморандум о пан-Европе, в которой нужно было растворить и интегри­ровать германский потенциал, устранить дорогостоящие традиционные противоречия между германцами и романцами. Запад под эгидой США выстраивался как единое геополитическое, экономическое, военное и куль­турное консолидированное целое. Идеи единой Европы и постепенное превращение Европы в некое супергосударство с наднациональными институтами управления были составной частью глобальной стратегии США. Американское политическое сознание постепенно отождествляет себя с Западом в целом. В таком ассимилированном сознании утверждается мотив не просто сильнейшего, а тождества мира и себя, где остальные — провинция, не имеющая права на историческую инициативу.
По мере утраты коммунизмом всякой привлекательности для западного мира теряет свои изначальные благородные черты классический либера­лизм, выдвигая на смену идеалам Просвещения – суверенитету народа, равенству, универсализации прогресса — новый всемирный идеологический проект. Имя новой идеологии – глобализм, а авторы и спонсоры его — в немалой степени широкие круги, воспитанные Советом по внешним сноше­ниям. В книге “Первая глобальная революция” А. Кинга и Б. Шнайдера, вышедшей под эгидой знаменитого Римского клуба, сказано, что началом “глобальной революции” нужно считать 1968 год. Хотя первые революционеры указаны не были, некото­рые имена руководителей можно назвать достаточно уверенно. Среди них — Дэвид Рокфеллер.
Именно Совет по внешним сношениям стоял в 1968 году у истоков создания Римского клуба. Именно Д. Рокфеллер поручил З. Бжезинскому возглавить созданную также не без работы СВС Трехстороннюю комиссию, тоже своего рода клуб, объединивший в 1973 году крупнейших представителей делового и политического мира США, Западной Европы и Японии. В 1968 году З. Бже­зинский писал: “Наша эпоха не просто революционная. Мы вышли в фазу новой метаморфозы всей человеческой истории. Мир стоит на пороге транс­формации, которая по своим историческим и человеческим последст­виям будет более драматичной, чем та, что была вызвана французской или большевистской революциями… В 2000 году признают, что Робеспьер и Ленин были мягкими реформаторами ”.
Хотя имя В. Вильсона непосредственно не увязывали с процессами в 70-е годы, именно вильсонианская пацифистская идея “мира как концепции”, которой должны быть подчинены интересы государств, и идеология “единого бесконфликтного мира” увели целое поколение политологов от изучения проблем реальной политики. Первый опыт подобных форумов и диалогов “по поиску взаимопонимания” представили американские “Think Tanks”, среди них Фонд Карнеги, американский Институт мира и, конечно, СВС. Задачей таких инициатив сам Государственный департамент называет “превентивную дипломатию”. Они служат “либо дополнением к официальным действиям США, либо заменяют их, когда официальное американское присутствие невозможно”.
“Конфликтология” абстрактных величин не предполагает сопричастности к событиям и позициям. В ней изучается не задача достижения национальных интересов, а методика их принесения в жертву абстрактным принципам, на деле же осуществляется цель не допустить резкого изменения баланса сил из-за неожиданного усиления того или иного участника или появления новой региональной супердержавы. Это закрепление и консервация сложившегося соотношения сил, в котором уже оформились лидеры. Конфликтология стала научной дисциплиной, для которой создана по всему миру сеть научных центров — Стокгольмский (СИПРИ) и Гессенский институты и аналогичный институт в Тампере (ТАПРИ). Проблемы мира и конфликтов стали темой бесчисленных международных семинаров и курсов.
Политика этих центров — заключать контракты с политологами и экспер­тами разных стран — cделала их научные и политические кадры подлинно космополитическими. Наконец, в международном политическом сознании легализуется само понятие глобальное управление – Global Governance, необходимость которого постепенно вводится в аксиоматику “науки о между­народных отношениях”. В 1995 году именно в США под таким названием начинает выходить солидное периодическое издание. Бывший директор ТАПРИ Р. Вэйринен издает в Бостоне труды о глобализации и глобальном управлении. Глобальное управление требует открытости всех обществ мира, а также определения круга избранных, обладающих правом управлять, и обоснования этого права. Из этой аксиомы следует задача подтолкнуть “закры­тые общества” к преобразованию в определенном направлении, а также подго­товить мир к замене основополагающих принципов международного общения: принципа суверенитета государства-нации, невмешательства и создания нового абстрактного субъекта международных отношений – “миро­вого сооб­щества”. Воспитанник СВС З. Бжезинский, ставший советником по нацио­нальной безопасности, вспоминал в мемуарах, как клише защиты прав чело­века в соответствии с новой стратегией вписывалось во все програм­мы, речи, заявления, повестки, условия. Идеология примата прав человека, резко вбро­шенная Дж. Картером и повернувшая США от разрядки, была новой тактикой, гуманитарная интервенция в Югославии в 1999 году стала ее продуктом.
Американский СВС активно пропагандировал понятие “мирового сооб­щества”, хотя английский политолог Хедли Булл расшифровал, что внутри этого мирового сообщества существует некое “мировое общество” — некий ведущий, избранный и единый в своих целях и принципах “концерт”, который составляют западные страны.
Идеи глобализма в СССР были подготовлены при Н. Хрущеве, несмотря на его демагогические поношения капитализма и перенос “обострения клас­совой борьбы” в область соревнования двух систем. С Хрущева реаними­руются универсалистские мотивации политики, идея мировой революции (в форме соревнования с капитализмом и борьбы за третий мир, поглощавшей золотой запас). Возобновляются и умелое формирование Западом экономи­ческой и политической зависимости от него СССР, направление советской экономики по экстенсивному пути, резкое увеличение экспорта сырья. Третье поколение советской партийной и административно-научной номенклатуры втягивается в орбиту Запада.
Этому служила деятельность открытых форумов подобно Римскому клубу, который провозглашал цель побудить страны мыслить глобально и “осознать мировую проблематику”. Его призывы были обращены к международным интеллектуальным силам, глобалистские подходы пропагандировались как веление времени. Первые два доклада Римскому клубу — доклад Д. Мэдоуза “Пределы роста”, изданный на 30 языках многомиллионным тиражом, и доклад Месаровича-Пестеля “Человечество на перепутье” — намеренно убеж­дали в неизбежной гибели мира вне механизма мирового контроля над ростом и развитием и предупреждали о невозможности всем следовать примеру разви­тых стран. В семидесятые годы в международном лексиконе был легализован термин мировой порядок и идея его пересмотра под эгидой мировой элиты (проект РИО) — третий доклад Римскому клубу голландского экономиста Яна Тинбергена.
Идея пересмотра мирового порядка в первую очередь направляла общест­венное сознание и мысль к глобализации, к поиску новых универсальных механизмов, которые бы “гармонизировали” доступ к мировым ресурсам и обеспечили новые непрямые рычаги управления мировым развитием. Хотя Западу приходилось сталкиваться с напором развивающихся стран, возмеч­тавших о справедливости, принятые ООН Декларация и Программа действий по установлению нового мирового экономического порядка остались “антиимпериалистическими” иллюзиями, а вот концепция “конца сувере­нитета” — реальностью.
Именно в период эйфории равенства и “пересмотра несправедливого экономического порядка” строились механизмы и испытывались технологии глобального управления, формировались идеология и кадры – насчиты­вающая миллионы прослойка международных чиновников, переходящая из одной организации в другую и кочующая от Бангкока до Женевы. Запад выдержал все неизбежные издержки “детских” идеалистических надежд на подлинно “универсальный” глобализм и одновременно выиграл право именовать себя “мировым сообществом”. Сразу после краха СССР этот “новый субъект” международных отношений дал понять, что принцип эгалитарности и универсализма не распространяется на прогресс и развитие. Организация Зеленого креста во главе с М. Горбачевым на конференции в Рио-де-Жанейро в 1992 году уже жестко предупредила страны, что мир не может выдержать повторения бедными государствами опыта развитых, а в Киотской декларации 1993 года было уже указано, что препятствием к решению глобальных проблем являются “наши представления о национальном суверенитете”. Адепты глобализации с удовлетворением отмечают возрастание юридического статуса последующих протоколов в качестве “шага к распространяемой справед­ливости”.
В отличие от конфиденциальных докладов Трехсторонней комиссии, созданной по идеологии СВС, призывы к совместному решению мировых экономических проблем и “проблем человечества” прямо адресовались мировой и в немалой степени советской элите, приглашая ее стать частью этого механизма. Советская интеллектуальная и номенклатурная элита стала остро ощущать гнет своей идеологии, но не потому, что та разочаровала ее как инструмент развития собственной страны, а потому, что стала помехой для принятия в элиту мировую. Цена за место в мировой олигархии была названа в эпоху М. Горбачева.

В конце 90-х годов ХХ века Совет охватывает своим влиянием практически все важнейшие общественные институты и государственные структуры США — конгресс, Государственный департамент и министерство обороны, банки, финансовые учреждения, крупнейшие промышленные корпорации, а также важнейшие информационные агентства, электронные СМИ и печатные издания, руководство и профессуру колледжей и университетов. Из сенаторов и конгрессменов, по данным на 1998 год, среди демократов приблизительно в два-три раза больше членов СВС, Трехсторонней комиссии и Бильдерберг­ского клуба – этих мастерских либеральной глобализации под англосаксонской эгидой, чем среди республиканцев, которые, впрочем, также изрядно пред­став­лены. В отличие от начального периода своей деятельности, Совет по внешним сношениям сегодня кажется внешне растворившимся в американ­ском истеблишменте. Его можно сравнить с некой ложей посвященных, окормляющей американский истеблишмент идеологическими и мировоз­зренческими скрепами.
Итак, только самый первый, беглый взгляд на систему связи мозговых центров и американского государства рождает мнение, что американские “Think Tanks” – это инструменты выработки официальной политики США. Более внимательное рассмотрение подводит к суждению, что скорее наоборот: правительственные структуры и институты США, сама государственная стра­тегия Америки находятся под мощным идейным и политическим мониторингом некоего всепроникающего и вездесущего лобби, выражающего интересы идеоло­гических, финансовых и профессиональных элит, имеющих транс­нацио­нальные интересы. Оно не выступает на политической арене открыто, но через эти структуры обеспечивает преемственность своих интересов в самих США и в мире.
Деятельность американских мозговых трестов нельзя недооценивать, хотя она и проходит в большей свой части вне объективов телекамер. Чисто американское явление, эти институты формировали не только саму политику США на протяжении 100 лет, но и отношение к этой политике как среди своих граждан, так и в мировом общественном мнении. Их деятельность во многом дополняет и подменяет работу американской дипломатии и идеологической разведки. Именно в них рождаются новые концепции и доктрины, именно они поставляют кадры и экспертизу для правительственных учреждений. Они экспортируют политические клише и вводят в оборот новые стереотипы исторического сознания.
Очевидно, что за пределами США главной ролью “Think Tanks” кроме прощупывания позиций местных элит является экспорт клише и стереотипов сознания. А это есть не что иное, как идеологическое программирование. Эти учреждения, как правило, публикуют книги, проводят семинары и конференции, причем часто в других странах, работая с местными элитами. Так, Институт У. Мондейла поспешил в “демократическую Россию” в 1991 году и устраивал семинары и банкеты для нарождающихся партий некоммунисти­ческого толка. Некоторые из очарованных гостей стали затем российскими сотрудниками в московских филиалах американских центров. Международный центр Вудро Вильсона издал на русском языке для российской элиты книгу У. Лакера — “председателя Совета международных исследований вашинг­тонского Центра по исследованию стратегических и международных проблем”, в которой виртуозно осуществлялась задача: развенчать СССР как главного борца против фашизма, при этом не реабилитировать фашизм, но избавить Запад от вины за него. Вторая мировая война трактовалась как война между двумя тоталитарными монстрами, а антисемитизм немцам якобы подсказали русские эмигранты.
Нынешний передел мира являет невиданный синтез империализма времен Теодора Рузвельта и мессианизма Вудро Вильсона. К слабым странам применяется сила вместе с тезисом, высмеянным еще американцем Коулмэном: “Мы управляем вами, так как это в ваших же лучших интересах, а те, кто отказывается это понимать, представляют собой зло”. По отношению к струк­тур­ным элементам системы международных отношений, прежде всего России, которая ранее была объективным препятствием для передела мира, приме­няется идеология глобализма. Составной ее частью является воздейст­вие на сознание. Обывателю внушается идеал несопричастности к делам Отечества, а элите — иллюзия сопричастности к мировой олигархии и уверен­ность в том, что “США соответствуют высоким принципам политического порядка, превосходящего все остальные политические порядки, и новый американский империализм служит высшей моральной цели”.
Поэтому политикам и политологам, участвующим в конференциях и приемахфилиалов Фонда Карнеги или Института Мондейла, принимая поощрительные похлопывания по плечу, полезно было бы иметь в виду, что, по откровенному признанию Отдела политики и планирования Государст­венного департамента, “в самых темных углах мира эти структуры служат глазами, ушами и мозгом Соединенных Штатов”.

Источник: http://www.nash-sovremennik.ru/main....m_i&y=2004&n=3

[Сергей Советский]

Лекция Русского патриота, основателя Российской школы геополитики, лидера Международного Евразийского Движения Александра Дугина об истории и методах действий CFR:
http://www.liveinternet.ru/users/diasva/post85713721/
Через неделю после этой лекции, прочитанной на Радио "Русская служба новостей" в начале сентября 2008 г., и через неделю после продолжающей ее этой лекции - http://dragoman.livejournal.com/230268.html
Александра Дугина изгнал из эфира Доренко, пробитый "оранжистами" на пост главного редактора радиостанции.

[Сергей Советский]

Идея. Самое грозное оружие империи

Конспирологические темы вокруг августовских событий
Теория заговора и potestas indirecta

Последнее время в нашем обществе все популярнее становятся обращения к теории заговора для объяснений тех событий, которые стремительно развертываются в современном мире. Сайты и журналы конспирологов всех мастей растут как грибы. Эта тема выплеснулась на широкие экраны – чему пример бесконечный сериал X-files («Секретный досье») про агентов Малдера и Скалли, а также замечательный фильм «Теория заговора» Ричарда Доннара с Мэлом Гибсоном и Джулией Робертс в главных ролях.
Показателен сюжет фильма Доннара: в нем главный герой Джерри Флетчер (Мэл Гиббсон), кажущийся вначале тяжелым шизофреником, бредящим «теорий заговора», оказывается единственным, кто проник по-настоящему в истинную подоплеку политических событий и спас героиню (а вместе с ней и мир) от реальных маньяков и злодеев, маскировавшихся по вполне нормальных людей. В бесконечных гротескных и сплошь и рядом откровенно бредовых построениях конспирологов то тут, то там маячит глубокая и зловещая реальность, пробиться к которой, однако, не так просто. С точки зрения вполне рациональной политологии, этот бурно растущий интерес вполне объясним. Немецкий юрист и философ Карл Шмитт говорил о существовании в современном обществе двух типов власти – власть прямая (potestas directa) и власть косвенная (potestas indirecta). Вот эта косвенная власть, опирающаяся на неформализованные группы, клубы, неправительственные общества и фонды, а также лоббистские структуры и особенно СМИ, и становится объектом пристального, подчас чрезмерного, внимания конспирологов. Конечно, основные решения принимаются главами государств, правительствами, парламентами, судебными инстанциями. Но где готовятся эти решения? Кто вырабатывает стратегию крупных держав на многие десятилетия, а то и столетия? Откуда берутся основные элементы этих стратегий?
Все это, как правило, довольно трудно однозначно выяснить, и внимание аналитиков само собой постепенно перемещается на неформальные клубы, группы влияния, а так же в область спецслужб, деятельность которых сознательно покрыта мраком и тайной. Тайные общества и специальные службы в английском языке звучат очень похоже – secret secrvice и secret society. А если добавить к этому анализ «четвертой власти» – так называемых «независимых» СМИ – независимых теоретически от трех классических властных инстанций демократии (законодательная, исполнительная и судебная власть) – но зависимых от множества других факторов – и в первую очередь, от специфики самой журналистской профессии (где согласно МакЛюэну «media is a message» – «сами СМИ становятся содержанием того, что они транслируют»), то мы получим огромную и чрезвычайно запутанную, мутную область, устройство которой непрозрачно, а влияние на общество, политику, культуру, историю – огромно.

2. Идеи имеют значение

После нападения Саакашвили на Цхинвал конспирологические построения ворвались и в российскую действительность. Для объяснения произошедшего стали привлекаться самые различные теории заговора. И что показательно, даже премьер Путин дал понять, что по его представлению «за нападением на Цхинвал стоит не просто Вашингтон, а определенная группа влияния в американском истеблишменте, заинтересованная в проведении в президенты республиканского кандидата МакКейна». Путин явно имел в виду группу неоконсерваторов, «неоконов», которые стали превращаться во влиятельную силу с 80-х, а вместе с Бушем-младшим начали напрямую определять политику США.
Но кто такие «неоконы»? – Это не партия, не парламентская группа, не часть правительства, не судебная инстанция. С точки зрения «прямой власти» (potestas directa), их не существует. Это неформальная группа единомышленников, представленная интеллектуалами, учеными, бизнесменами, журналистами, отдельными политическими и общественными деятелями. Это клуб, кружок. А если угодно, это заговор. Как бы мы ни назвали это явление, мы имеем дело с «косвенной властью» (potestas indirecta), не имеющей никакой однозначной политической и государственной институционализации.
Сами неоконы, говоря о самих себе и своей программе, неустанно подчеркивают – «the ideas do matter» – «идеи имеют значение». В этой формуле скрыто чрезвычайно много. «Идея» не имеет политической и правовой институционализации, более того, она предшествует всякой политике. Поэтому бессмысленны попытки загнать сферу идей в легальные и правовые рамки – это разные уровни реальности. Но если работа с идеями ведется адекватно, последовательно и настойчиво, то стартуя с любой позиции – даже с самой маргинальной и периферийной – она может дать внушительный результат, подчинив своей логике гигантские политические и государственные массивы. Американский политолог Джозеф Най в несколько ином контексте обозначил то же явление как «soft power» («мягкое могущество»).
Кстати, сами неоконы иллюстрируют своим примером то, как действует это правило – в 70-е годы они представляли собой жалкую кучку ультрамаргиналов троцкистов, группировавшихся вокруг журналиста Нормана Подгоретца и не имевших ровным счетом никакого влияния в США. Но они занимались идеями и только идеями, и это дало результаты. В 70-е они успешно интегрировались в левый фланг Демократической партии, сумев сохранить свою идеологическую идентичность, а в 80-е двинулись на захват Республиканской партии, пока, наконец, не вытеснили оттуда «старых правых» («палеоконсерваторов»), чей главный теоретик Пэтрик Бьюкенен оплакивал это событие, сравнивая неоконов со сквоттерами. А в лице Джорджа Буша-младшего они получили огромную власть не только над Америкой, но и над значительной частью всего мира. Доказав всем недоверчивым – насколько много может значить идея.
Так постепенно от брутальных форм теории заговора мы переходим к возможности исследовать область «косвенной власти» (potestas indirecta) более рациональным способом. «Тайное общество» неоконов подсказывает нам как это сделать. Надо просто обратить внимание на идеи. Не на институты, не на личности, не на указы и декреты, не на инстанции и процедуры, не на право и не на технологии, а не давно забытые и преданные насмешке идеи. Вместо того, чтобы заниматься (всегда занимательной, а иногда и продуктивной, но всегда слишком приблизительной) мифологизацией политических процессов, не лучше ли поинтересоваться сферой идей. Это не вернет нас на землю (об идеях Платон говорил, что они либо парят либо умирают), но снабдит нас надежным рациональным инструментом в виде философии. Так от теории заговора мы плавно переходим к рассмотрению идей и идеологий.

3. Происхождение Американской Идеи

Чтобы понять, что является осью и тайным центром всей американской политики, ядром американской potestas indirecta, американского soft power, надо обратиться к исходным формам американской национальной идеи.
Первым кто внятно сформулировал эту американскую идею был журналист Джон О’Салливан, активист Демократической партии (впервые в тексте 1839 года и более подробно в книге 1845 года – «Divine Destiny of America», «Божественное предназначение Америки»). Он определил ее как «Manifest Destiny», что можно перевести как «очевидное предназначение» (или «предначертание»). Согласно О’Салливану, Соединенные Штаты имеют «божественную миссию», основанную на таких ценностях как равенство, свобода совести, права индивидуальности, «основать на земле моральное достоинство и спасение человечества».
Так как, по мнению О’Салливана, Мексика не являлась государством, разделяющим эти ценности, то земли Мексики – Техас, а позже Калифорния – «по праву» («по Божественному предназначению») должны быть присоединены к США. На том же основании – Manifest Destiny - О’Салливан предлагал отобрать Штат Орегон у Англии. Англия в этом случае также была найдена «не достаточно демократичной и цивилизованной державой». О’Салливан считал, что обращение к этой инстанции – к «очевидному предназначению» – есть «высший закон» и «абсолютная ценность». Призывы О’Салливана были восприняты, и США захватили мексиканские земли, аннексировав их в соответствии с этим «божественным призванием». Естественно, это произошло в ходе военных действий. Так же произошло и со Штатом Орегон.
Практически в то же время в 30 годы XIX века американский президент Джэймс Монро формулирует свою знаменитую доктрину – «доктрину Монро». Звучит она довольно просто «Америка для американцев». В данном случае речь шла о том, что только американские державы должны стратегически контролировать все пространство американского континента (включая Южную и Центральную Америку). Это означало ультимативное требование европейским державам (в том числе и России, контролировавшей через «Российско-американскую компанию», созданную Шелеховым и Барановым, не только Аляску, но значительную часть собственно Северо-Американских территорий к Западу от Скалистых гор) уйти с территории Америки.
Но если «доктрина Монро» выражала прямые жизненные интересы США, и не случайно она была сформулирована официальным главой государства, пятым Президентом США, то теория «Manifest Destiny» О’Салливана относилась к категориям ценностей. Причем обе теории прекрасно дополняли друг друга – одна на практическом, другая на теоретическом уровнях.
Из этих двух составляющих и сложилась первая версия Американской Идеи, нигде не закрепленная, но объясняющая всю логику развития американской истории на протяжении XIX и начала ХХ веков. Смысл этой идеи в следующем: «США – это богоизбранная страна, носительница высших идеалов всего человечества, которой Провидением вверено расширяться и устанавливать контроль над остальными странами (для их же вящей пользы)».
В этой идее причудливо сочетается
и протестантский фундаментализм,
и либеральный пафос светского европейского Просвещения,
и практические соображения бурно развивающегося индустриального общества в поисках новых земель и колоний,
и масонский идеал «свободы, равенства и братства»,
и даже расистский момент, косвенно наделяющий особой миссией англо-саксов.
Вот с такой Американской Идеей, разделяемой большинством американской элиты, но не имеющей никакой строго фиксированной правовой или политической формы, США вступили в ХХ век.

4. Рождение CFR

В первой четверти ХХ века Американская Идея претерпевает существенное изменение.
США оказались втянутыми в Первую мировую войну. – После атаки немецкой подводной лодки на английский корабль «Лузитания», на котором находились 100 американских граждан – президент Вильсон принимает решение включиться в события на стороне Антанты. После заключения Версальского мира, США начинают переосмысливать свое место в мире. Если раньше «Manifest Destiny» проявлялось в стратегическом проекте добиться независимости американцев от европейских держав и установить контроль над странами Центральной и Латинской Америки (собственно «доктрина Монро»), то теперь США почувствовали, что готовы распространить свои интересы и свои ценности и за пределы американского континента – соучастие в победе над Германией открывало для этого историческую перспективу. К тому же прежняя морская империя Англия на глазах теряла влияние над колониями, оставляя существенный вакуум власти и влияния. Американская экономика переживала, напротив, бурный подъем, и США принялись постепенно перекупать английские колонии, устанавливая в них под видом независимости и демократии свой экономический и политический контроль. Так родилась доктрина Вильсона, сменившая доктрину Монро. Отныне территорией, предначертанной для установления американского стратегического контроля и распространения американских ценностей (демократии, прав человека, свободного предпринимательства) становился теоретически весь мир.
Здесь мы подходим к точке, ключевой для большинства теорий заговора – к созданию уникальной организации Council on Foreign Relations (CFR), «Совета по внешней политике». Эта организация не дает покоя огромному числу конспирологов, и так или иначе участвует в всех изданиях «теории заговора». CFR почти с самого начала обвиняют в том, что это тайное общество, стремящееся создать «мировое правительство», «подчинить себе и своим членам всю политику США», «лоббировать интересы других держав», «служить чуть ли не инструментом мирового коммунизма».
CFR был создан стараниями близких к Вильсону банкирских домов Рокфеллеров и Морганов и представлял собой неформальную группу академических ученых, призванных выработать внешнеполитическую стратегию США в послевоенном мире. В центре этой группы стояли советник Вильсона полковник Мандель Хаус, Уолтер Липпман, крупнейший банкир Пол Уорбург, Герберт Гувер, Лайонел Кертис и другие. Центром CFR стал Нью-Йорк, торговая и культурная столица США. Штаб-квартира этой организации до сих пор находится там же – 58 East 68th Street.
С самого начала деятельность CFR была покрыта ареалом тайны. В этой организации участвовали представители обоих главных партий США, крупнейшие магнаты. Информация о деятельности не разглашалась. Организация весьма напоминала масонскую ложу, в частности тем – что на первых порах в ее работе запрещалось принимать участие женщинам (это правило сохранилось во многих североамериканских масонских ложах до настоящего времени). Нет информации, что CFR имело обряды и символические учения, наподобие масонских, скорее, это напоминало закрытый элитарный клуб. Те крупицы информации, который просачивались в прессу о деятельности CFR, только подливали масла в огонь. Становилось известно, что среди членов этой организации множество высокопоставленных политиков, бизнесменов, деятелей науки. Несколько раз сами члены CFR, в том числе сам Рокфеллер, заявляли о том, что создание «мирового правительства» неизбежно и желательно.
Обращение к теме «мирового правительства» вызвало бурный отклик как в среде правых консерваторов (увидевших в этом «след Антихриста»), так и левых прогрессистов, разглядевших в CFR «заговор империалистической буржуазии». Но никакие скандалы н могли остановить CFR. CFR начинает издавать регулярный журнал «Foreign Affairs» («Международные отношения»), который становится в скором времени самым влиятельным изданием, где формируются основные решения во внешней политике США. Члены CFR становились руководителями ЦРУ – как Аленн Даллес или Джордж Буш-старший, президент США. Очень близок к CFR был президент Никсон (назначивший крупнейшего деятеля CFR Генри Киссинджера советником по национальной безопасности), а президент Картер был членом этой организации и сформировал на ее основании весь пул своих советников и экспертов, а также сотрудников Администрации.

5. CFR и новая редакция Американской Идеи

Если подвергнуть CFR рациональному анализу, отложив в сторону обильную конспирологическую мифологию, мы опознаем в этой инстанции новую формулировку Американской Идеи, с учетом изменении статуса США в начале ХХ века. Основной задачей CFR с момента основания было осмысление и продвижение в жизнь «американской миссии», Manifest Destiny – но на сей раз на планетарном уровне. Америка – с ее интересами и ценностями – выходила теперь за пределы своего континента и становилась активным игроком в мировой политике. В этой глобальной политике она не просто должна была отстоять некие материально-стратегические рубежи, способствующие собственной безопасности и обеспечивающие развитие, но по сути покорить мир, аннексировать прямо или косвенно всю территорию планеты – под эгидой «Богом данной миссии». «Божественное предназначение Америки», о котором провозгласил О’Салливан, задание нести народам «демократию» и «свободу», получило всечеловеческий масштаб.
Отсюда и идея «мирового правительства». Включая в зону своего влияния новые страны и территории, США требовалось предложить им какое-то соучастие в новой архитектуре американского мира. Формат такого соучастия не мог обсуждаться публично, так как речь шла о передаче (вначале частичной) национального суверенитета внешним инстанциям. Для консервативных американцев, привыкших к прежнему изданию Американской Идеи, это было непривычно. – Отсюда и подозрения членов CFR в том, что они «торгуют американскими интересами». «Мировое правительство» должно было стать новым этапом реализации Американской Идеи, но таким этапом, который перевел бы сам статус США от национального государства к флагману Всемирной Федерации, World State, «мировому государству».
Именно под эгидой этой миссии и прошел ХХ век, в ходе которого мы можем наблюдать последовательный рост американского влияния в мире, достигший своего пика в конце ХХ века. ХХ век действительно стал веком Америки, так как в его начале США были периферийной державой, во второй половине стали одной из двух сверхдержав, а к концу столетия превратились в единственную гипердержаву (по выраженпю Юбера Видрина). По сути, основные пункты программы Вильсона были выполнены.
Критики CFR, такие как палеоконсерватор Пэт Бьюкенен, с горечью говорят сейчас по этому поводу «Америка приобрела весь мир, но потеряла саму себя».

6. Трехсторонняя комиссия

CFR шел к своей цели постепенно. В июле 1973 года по иницитиве Рокфеллеров члены CFR – в первую очередь, Збигнев Бжезинский, Генри Киссинджер и другие – создают «Трехстороннюю комиссию», Trilateral comission, еще один объект пристальной конспирологической критики. Это – международная организация закрытого типа, тоже своего рода клуб, куда входят представители политической, научной, масс-медийной, экономической элиты, но на сей раз не только американской, но также европейской и японской. Капиталистический мир делится на три геополитические зоны, призванные координировать свои усилия по окружению СССР и стран социалистического лагеря, а также согласовывать позиции по созданию «мирового правительства». В этом нет ничего нового по сравнению с CFR – происходит дальнейшая формализация изначальной стратегии, Trilateral comission становится конкретным воплощением того мироустройства, к которому стратеги CFR шли начиная с эпохи Вудро Вильсона.
В функциональном смысле «Трехстороннняя комиссия» на международном уровне выступает как продолжение CFR, чей формальный статус ограничивается территорией США.


7. Трехсторонняя комиссия и победа Запада в «холодной войне»

Несмотря на то, что в самой Америке членов CFR неоднократно обвиняли в «коммунизме» и «предательстве американских национальных интересов», на самом деле, CFR служил исключительно интересам США. Все недоразумения возникали из-за того, что для реализации Американской Идеи в форме «мирового правительства» необходимо было убедить другие международные силы, что в процессе «глобализации» (а это и есть главный инструмент CFR) выгоды якобы получат не только США, но и все остальные, а значит, «мировое правительство» будет коллективным органом. «Каким еще коллективным?», вопрошали консервативные американцы, до которых доходили смутные слухи о деятельности CFR или Трехсторонней комиссии. Чтобы не пояснять своим, что эта «коллективность» будет носить фиктивный характер, членам CFR приходилось терпеть эту критику в свой адрес, а на самом деле, они прекрасно поимали, что делали. «Мировое правительство», к которому вел дело CFR, должно было воплощать именно Manifest Destiny, то есть американскую мечту и американскую миссию, а всем остальным предлагалось лишь как можно более комфортно адаптироваться к этому, согласившись добровольно на «геополитическую эвтаназию».
Особым успехом такой стратегии CFR был вброс «теории конвергенции». Эта теория заключалась в том, что буржуазная демократия и советский коммунизм имеют одни и те же идеологические корни, уходящие в Просвещение, и поэтому конфронтация капитализма и социализма должна перейти к мирному сосуществованию, а в перспективе и слиянию двух систем. Продвигать эту концепцию были призваны дочерние структуры CFR такие как Римский клуб и Венский институт Системных Исследований.
В конце 70-х Трехсторонняя комиссия интенсифицировала контакты с Пекином, где в 1980 провела выездное заседание. Смысл состоял в том, чтобы предложить Китаю гигантскую экономическую помощь и дипломатическую поддержку в обмен на либерализацию экономики. С этого начались китайские реформы.
В 70-е же годы Трехсторонняя комиссия стала активно налаживать связи с СССР. Так в Москве академиком Джерменом Гвишиани был создан Институт Системных Исследований. По сути, это было первое полуофициальное представительство CFR в Москве. Именно здесь вызревали идеи «управляемости мировым сообществом», «перестройки», «гласности» и т.д. Советники и сподвижники Горбачева – Яковлев, Примаков, Шеварнадзе, Шахназаров и другие – постепенно пропитались этими идеями. В результате советская идея была отброшена в пользу теории конвергенции. Чем это кончилось всем известно: Варшваский договор был обрушен, СССР распущен, и Россия превратилась в региональную державу, открыв новые, невиданные доселе просторы для реализации Идеи Американской.
Про соучастие Москвы в «мировом правительстве» все тут же забыли, и все свелось к одностороннему укреплению американской мощи – на сей раз за счет территорий, откуда растерянная и запутавшаяся Москва, лишенная какой бы то ни было идеи, поспешно выводила свои войска и инфраструктуры.
После распада СССР, CFR создает в Москве свой прямой филиал. Им становится СВОП – Совет по Внешней и Оборонной Политике, под руководством Сергея Караганова. Сам Караганов чуть позже лично войдет в структуру CFR.
СВОП призван оказывать влияние на российских политиков, политологов, специалистов по внешней политике, журналистов. Начиная с 1991 членами этой организации становятся практически все ньюсмэйкеры ельцинского периода – от Хакамады, Немцова, Никонова и Пионтковского до Пушкова, Маркова и Третьякова. Почти официальным органом СВОПа некоторое время служит «Независимая Газета». CFR и Трехсторонняя комиссия получают почти неограниченное влияние на российскую интеллектуальную элиту.
Уже при Путине в 2002 новое поколение агентов влияния CFR в лице Федора Лукьянова начинает выпускать прямой аналог «Foreign Affairs» – российский журнал «Россия в глобальной политике», в редакционный комитет которого входят многие российские олигархи, известнейшие политики и эксперты (председатель редакционного совета все тот же Караганов – СВОП учредитель издания – наиболее известные члены: Игорь Иванов экс-министр Иностранных дел и экс-секреатрь Совбеза, вице-премьер Александр Жуков, депутат «Единой России» Андрей Кокошин, омбудсмен Владимир Лукин из «Яблоко», Ирина Хакамада из «Другой России», Вячеслав Никонов из фонда «Русский мира», Сергей Приходько помощник Президента РФ по внешней политике, Евгений Примаков, глава ТТП, Владимир Познер, ведущий Первого канала, Владимир Рыжков из «Другой России», Анатолий Торкунов, ректор МГИМО, Игорь Юргенс, вицепрезидент РСПП, Сергей Ястржембский, бывший советник Президента РФ и некоторые влиятельные американские и европейские политики – в Попечительском совете встречаем олигархов Потанина и Евтушенкова). Поразительно, что в редакционном совете этого удивительного издания соседствуют представители Кремля и те, кто выступает против Кремля в яростных уличных шествиях «Другой России»! Вот она настоящая сеть, ведущая от прямой оппозиции прямо в кремлевские коридоры.
На базе СВОПа создается клуб «Валдай», куда входят кроме российских экспертов из CFR и многочисленные представители американского разведсообщества. Патронирует клуб одна из ключевых фигур сектора американской разведки, занимающегося Россией Фиона Хилл. Американский CFR представлен Стивеном Сестановичем, Эндрю Качинсом (куратор американской сети влияния в России по линии Карнеги), Клиффордом Капчаном и целым рядом других разведчиков и аналитиков.
Основная стратегия CFR в России (как и в Китае) заключается в том, чтобы
вовлечь местную интеллектуальную, политическиую и экономическую элиту в орбиту американского влияния,
создать устойчивую систему лоббирования американских интересов,
продвинуть идею соучастия в «мировом правительстве» политического руководства страны в обмен на следование американским указаниям.
Причем сети CFR делают акцент на универсальности, всеобщности тех ценностей, которые отстаивают США. Это сродни политической идеологии или даже религиозной идее: вера в то, что американские (западные) ценности являются общечеловеческими оправдывает и объясняет то, что суверенное государство (в нашем случае Россия) должна жертвовать своими национальными интересами ради соучастия «в торжестве демократии, либерализма и прав человека». Эта идеологическая программа CFR и легла в основу мировоззрения российской политической и экономической элиты 90-х. Не случайно многие деятели того времени – Е. Гайдар, А. Чубайс, Б. Березовский и многие другие – прошли через школы CFR еще на этапе Института Системных Исследований, где они сотрудничали в 80-е.
До Путина вся эта деятельность по введению в России внешнего управления через сеть агентов влияния развивалась планомерно и почти беспрепятственно, на место русской национальной идеи была поставлена американская (как общечеловеческая). Но и в бытность Путина президентом и даже сейчас мы видим, что сети CFR далеко не исчезли – подтверждение этому хотя бы недавняя встреча с членами клуба «Валдай» российского президента Медведева и премьера Путина. В июле же Медведев встречался в Кремле с Генри Киссинджером, привозившим в Москву план «Перестройки-2», подготовленной группой Качинса-Грина, где под видом учета российских интересов в ближнем зарубежье, по сути, России предлагалось отказаться от своих интересов.
Хотя, конечно, влияние на интеллектуальную элиту и особенно на власть этих структур существенно снизилось, и русская идея понемногу стала пробиваться сквозь асфальт глобализма, в который ее укатали в 90-е американские сети влияния.


8. Неоконсы и их версия Американской Идеи: Всемирная американская империя

Здесь мы подошли к определенному противоречию. Почему после нападения на Цхинвали конспирологическая тема всплыла даже в устах Путина? Не произошел ли какой-то сбой в функционировании штабов по созданию «мирового правительства», деятельность которых, как мы видели, не прерывалась в России со времен Андропова и Горбачева (ВНИИСИ) через весь период Ельцина вплоть до Путина и даже Медведева? Как вообще Цхинвал стал возможен, если в интересах американских сетей формата CFR было бы максимально важно сглаживать российско-американские противоречия, подслащивая пилюлю и всячески избегая выхода на прямую конфронтацию – ведь такая конфронтация сводит на нет всю стратегию CFR?
Ответ надо искать снова в американской политике – а конкретно, в той самой группе неоконов, о которой мы говорили в начале статьи и на которую явно ссылался в своем раздраженном выступлении премьер Путин, указывая на «определенные силы в США, стоящие за нападением Саакашвили на Цхинвал».
Дело в том, что политический кружок неоконов, сформировавшийся еще в 60-е, изначально представлял собой структуру, альтернативную CFR. Не только как иной клуб – теоретически таких клубов может быть множество, но, как правило, их влияние весьма ограничено, в отличие от CFR, влияние которого, на самом деле, огромно. Чтобы конкурировать с CFR, необходимо быть сопоставимым с этой организацией на уровне идей. Сами неоконы это прекрасно понимали – не случайно именно им принадлежит формула «the ideas do matter». Неоконы могли конкурировать с CFR и добиться таких гигантских результатов в американской политике – поставив своего президента и сделав вице-президентом одного из главных фигур этой группы Дика Чейни (ранее бывшего, кстати, членом CFR) – только в том случае, если бы они предложили снова переформулировать Американскую Идею. Так оно и было.
Смысл этой переформулировки выразил теоретик неоконов Уильям Кристол в своем «Проекте за Новый Американский Век» (Project for New Americain Century – PNAC) – «ХХ век был веком Америки, а XXI должен стать американским веком». Это значит, что в ходе ХХ века США подошли вплотную к реализации Американской Идеи, до последней точки в Manifest Destiny осталось рукой подать. Самые оптимистичные из неоконов – в частности, Фрэнсис Фукуяма – поспешили провозгласить, что это уже случилось и «конец истории» наступил. В любом случае, США после окончания «холодной войны», проигранной СССР, остались вне конкуренции, и теперь предстоит просто закрепить успехи, провозгласив открыто однополярный мир. По мнению неоконов, стратегия CFR, с ее двусмысленностью, заигрыванием с Европой, Китаем и даже Россией, постоянное смягчение пилюлей и (лживые) обещания соучастия в «мировом правительстве» исчерпали себя, и пора говорить и действовать открыто. «Хватит терпеть местных диктаторов и региональных царьков в Третьем мире» (даже если они полностью лояльны США), «хватит носиться с Европой, имеющей якобы свой взгляд на мировые проблемы и требующей, чтобы «старший брат» с ней считался». Тем более «хватит потакать России, которая, хотя и продолжает оставаться опутанной сетями CFR, постоянно демонстрирует поползновения вернуться к «имперской политике»». «Хватит заигрывать с Китаем, который не собирается распускать Компартию, идти в сторону демократизации и по-настоящему сдаваться США, и более того, укрепляет свои позиции и грозится аннексировать Тайвань». По мнению неоконов, не достаточно теперь отстаивать только одни интересы США, причем часть под эгидой невыполнимых обещаний и внешних компромиссов – пора браться за дело всерьез, и устанавливать во всем мире повсеместно и необратимо американский порядок – и в сфере интересов и в сфере ценностей. Неоконы, одним словом, окончательно предлагают превратить мир в единую американскую империю, которую они идеологически называют «империей добра» («benevolent empire» Роберт Кэйган). В такой мировой империи не может быть союзников – могут быть только провинции и их внешние управляющие. Формальных врагов и независимых субъектов не осталось, пора сбрасывать маски.
Классические представители CFR возражают (как когда-то самому CFR возражали сторонники доктрины Монро в ее изначальной форме) – «мы не готовы к этой стадии, некоторые страны не окончательно лишены суверенитета и несмотря на глубину нашего проникновения в элиты, они еще могут доставить нам неприятности». На что неоконы отвечают: «сейчас или никогда».
По этой логике после событий 11 сентября Буш вторгся в Афганистан, а позже в Ирак. Сторонники CFR считали, что везде надо создавать коалиции, привлекать союзников по НАТО, в первую очередь, Европу. Неоконы же предпочитали действовать самостоятельно, решительно и дерзко, ставя всех остальных перед свершившимся фактом.
Именно неоконсы, в этом Путин совершенно прав, и дали отмашку Саакашвили атаковать Цхинвал, не задумываясь о судьбе российских миротворцев или жизни мирных жителей. В логике строителей «империи», которая призвана воплотить «божественное предназначение Америки» в планетарном масштабе, Саакашвили должен был доказать, насколько эффективна опора на Вашингтон. А на сеть агентов влияния CFR в самой России ложилась несколько неблагодарная миссия – удержать Москву от прямого военного ответа. То есть любыми способами предотвратить то, что, в конце концов, сделали Медведев и Путин – то есть встали на защиту осетин и абхазов, и отстояли национальные интересы России за ее пределами – впервые за всю постсоветскую и даже позднесоветскую историю. Сеть CFR была ответственна за то, чтобы Москва ограничилась бы после нападения Саакашвили лишь протестами и экономическими санкциями. Но события стали разворачиваться иначе, и на этот раз структуры CFR оказались бессильны повлиять на решение политического руководства России. Сейчас можно безошибочно сказать – те фигуры, в окружении Медведева и Путина, кто настаивал на не введении войск в Грузию 8 августа с почти 100 % уверенностью являются агентами влияния CFR и проводят в жизнь американские интересы, способствуя десуверенизации России. Но это, в принципе, детали.
Итак, неоконы сделали решительный ход в большой игре, настаивая на том, что именно их версия Американской Идеи является сейчас наиболее актуальной и что пора сбросить маски и объявить во всеуслышанье – кто в мире хозяин. Но на Цхинвали они неожиданно споткнулись. Как до этого споткнулись на Ираке. И увязли в Афганистане.

9. Самое главное впереди

Совершенно очевидно, что после Цхинвала, успешной военной операции в Грузии и российского признания независимости Южной Осетии и Абхазии отношения между CFR и неоконами обострятся до предела. – В этой ситуации неоконы продемонстрировали, что явно переоценили свои силы, но возможно, компенсацией будет повышение рейтинга МакКейна, который идет в связке с Сарой Палин, являющейся ключевой фигурой неоконов. Впрочем, возможный вице-президент от демократов Байден также придерживается позиций близких к неоконам, поэтому победа Обамы будет плохим, но не фатальным результатом для этой группы. Но CFR также выглядел не лучшим образом, так как оказалось, что влияние на российское политическое руководство было во многом фикцией – ведь в решающий момент Медведев и Путин поступили, исходя из логики российских национальных интересов без оглядки на агентуру влияния в своем окружении и значительную часть либеральной прозападной политической и экономической элиты.
В любом случае Америку будет трясти и самые серьезные сдвиги будут происходить там именно на уровне идей.
Однако для нас важнее сделать иной вывод. Сейчас мы бросили вызов гигантской мировой силе. США пришли к однополярному миру не случайно. Это результат почти двухвековой стратегии, последовательных и идеологически обоснованных действий, поступков, решений, расчетов и операций. Если Россию за эти два столетия шатало и бросало из стороны в сторону до такой степени, что ни о какой идеологической преемственности или передачи эстафеты по линии элит и речи быть не могло, США упорно и планомерно двигались к мировому могуществу, к реализации того, что сами они считали и считают «божественным предназначением Америки». А это значит, что мы (в очередной раз в нашей истории) встали на пути у огромной военной экономической державы, вдохновленной мощной Идеей. И хотя переформулировка этой идеи сейчас дается США с трудом, это еще не залог того, что мы легко выйдем сухими из воды в такой ситуации. У них проблемы с национальной Идеей, а точнее, с методами ее реализации. У нас же вообще этой национальной идеи нет, так как на месте ее в последние десятилетия стояли совершенно чуждые нам импортированные ценности.
Чтобы в такой ситуации выстоять, недостаточно просто решительно отстаивать наши интересы. Это важно и может быть на данный момент это главное. Но так как речь идет не о конце случайного конфликта, а о начале системного фундаментального противостояния, то нам жизненно необходимо наверстать упущенное за эти годы и всерьез осмыслить самих себя, определить нашу идентичность, выяснить место России в мире, сформировать наш проект и четко выразить нашу идею. The ideas do matter. – Вот этой истины нашей власти, нашему государству, нашему политическому руководству действительно не хватает. Если бы все происходящее было эпизодом, то сейчас можно было радоваться тому, как мы «утерли нос» американским зазнайкам, защитили братский народ от неминуемой гибели и наказали агрессора. Но дело обстоит куда как серьезнее.
Возвращаясь к конспирологичсекой теории, можно сказать, что события в Цхинвали коренятся в заговоре – в заговоре американских элит по реализации своей мировой миссии. И в основе этого заговора стоит идея. Американская Идея. В ответ нам не остается ничего другого, как основать альтернативный, свой собственный заговор – Русский Заговор, в основе которого должна быть русская миссия, вера в наше историческое предназначение, убежденность в безусловной правоте наших ценностей и в необходимости отстаивать любой ценой наши интересы. Нам надо сформулировать нашу «доктрину Монро» – «доктрину Монро» для Евразии («Евразия для евразийцев»), создать собственные интеллектуальные клубы, которые поддерживали бы и укрепляли власть энергиями национальной философии, русской духовности и русского ума.
В битве идей одной материальной силы или технологий не достаточно. Прагматизм не может заменить собой идеологию, а ориентация только на интересы в отрыве от ценностей приведет рано или поздно в тупик. Нам необходимо сформулировать русские интересы, помноженные на русские ценности. И конечно, чем быстрее мы выкорчуем сеть агентур влияния из нашей среды, тем естественней и органичней пойдет процесс выработки полноценной национальной стратегии.
Долгое время мы подменяли идеологию технологией, стыдились говорить о национальном, об идентичности, о нашем особом пути и нашем особом призвании. Лимит такой стратегии исчерпан. Нам отныне предстоит столкнуться с самыми серьезными испытаниями за последние десятилетия. Ведь нам надо отныне отстоять победу над противником, многократно превосходящим нас по ряду важнейших параметров.
Неоконы сбросили маски. Сеть CFR в России попалена и более не имеет смысла.
Мы вошли в зону турбулентности. И ответный удар (или серия ударов) американских фанатиков не заставит себя ждать. Если внимательно вдуматься в то, что грузинский эпизод это лишь малая часть плана по установлению мирового американского господства, станет понятно, что нам предстоят еще очень серьезные испытания. И мы должны быть к ним готовы – не только на уровне материи, но и – и это самое главное! – на уровне идей. Ведь именно идеи по настоящему и имеют значение.

Александр Дугин,
руководитель Центра Геополитических экспертиз
экспертно-консультативного совета
по проблемам национальной безопасности
при ГД РФ,
основатель российской геополитической школы,
автор монографий, учебников и статей по геополитике,
доктор политических наук

Приложение 1. Известные имена членов CFR


Graham Allison
Robert Orville Anderson
Les Aspin
J. Bowyer Bell
W. Michael Blumenthal
Harold Brown
Zbigniew Brzezinski
William P. Bundy
George H. W. Bush
William S. Cohen
Warren Christopher
E. Gerald Corrigan
William J. Crowe
Kenneth W. Dam
John W. Davis
Norman Davis
C. Douglas Dillon
Thomas R. Donahue
Lewis W. Douglas
Elizabeth Drew
Peggy Dulany
Allen Welsh Dulles
Dianne Feinstein
Tom Foley
Leslie H. Gelb
David Gergen
Louis V. Gerstner, Jr.
Maurice R. Greenberg
Alan Greenspan
Chuck Hagel
Najeeb E. Halaby
W. Averell Harriman
Theodore M. Hesburgh
Carla A. Hills
Stanley Hoffmann
Richard Holbrooke
Charlayne Hunter-Gault
Bobby Ray Inman
Otto H. Kahn
Nicholas Katzenbach
Lane Kirkland
Jeane Kirkpatrick
Henry Kissinger
Walter Lippmann
Winston Lord
Charles Mathias, Jr.
John McCain
John J. McCloy
William J. McDonough
Donald F. McHenry
George J. Mitchell
Bill Moyers
Peter George Peterson
Frank Polk
John S. Reed
Elliot L. Richardson
Alice M. Rivlin
David Rockefeller
Jay Rockefeller
Robert Roosa
Elihu Root
William D. Ruckelshaus
Brent Scowcroft
Donna E. Shalala
George P. Shultz
Theodore Sorensen
George Soros
Adlai E. Stevenson
Strobe Talbott
Peter Tarnoff
Fred Thompson
Garrick Utley
Cyrus Vance
Paul Volcker
Paul M. Warburg
Paul Warnke
Clifton R. Wharton, Jr.
Owen D. Young
Robert Zoellick


Приложение 2. Крупные корпорации – корпоративные члены CFR

ABC News
Alcoa
American Express
AIG
Bank of America
Bloomberg L.P.
Boeing
BP
CA, Inc.
Chevron
Citigroup
Coca-Cola
De Beers
Deutsche Bank
Duke Energy
ExxonMobil
FedEx
Ford Motor
General Electric
GlaxoSmithKline
Google
Goldman Sachs
Halliburton
Heinz
Hess
IBM
JPMorgan Chase
Kohlberg Kravis Roberts
Lehman Brothers
Lockheed Martin
MasterCard
McGraw-Hill
McKinsey
Merck
Merrill Lynch
Morgan Stanley
Motorola
NASDAQ
News Corp
Nike
PepsiCo
Pfizer
Shell Oil
Sony Corporation of America
Tata Group
Time Warner
Total S.A.
Toyota Motor North America
UBS
United Technologies
United States Chamber of Commerce
U.S. Trust Corporation
Verizon
Visa

Приложение 3. Совет директоров CFR в настоящее время

Co-Chairman of the Board:
Carla Anderson Hills
Co-Chairman of the Board:
Robert Rubin
Vice Chairman:
Richard E. Salomon
President:
Richard N. Haass
Board of Directors:
Peter Ackerman
Fouad Ajami
Madeleine Albright
Charlene Barshefsky
Henry Bienen
Stephen W. Bosworth
Tom Brokaw
Sylvia Mathews Burwell
Frank J. Caufield
Kenneth Duberstein
Martin Feldstein
Richard N. Foster
Stephen Friedman
Ann M. Fudge
Helene D. Gayle
Maurice R. Greenberg
Richard Holbrooke
Karen Elliott House
Alberto Ibargüen
Henry Kravis
Jami Miscik
Michael H. Moskow
Joseph Nye
Ronald L. Olson
James W. Owen
Colin Powell
David Rubenstein
Anne-Marie Slaughter
Joan E. Spero
Vin Weber
Sherwin Noorian
Christine Todd Whitman
Fareed Zakaria

Приложение 4. Члены редакционного комитета журнала «Россия в глобальной политике» (филиал Foreign Affairs)

КАРАГАНОВ Сергей Александрович (председатель) – д.и.н., председатель президиума Совета по внешней и оборонной политике, заместитель директора Института Европы РАН
АРБАТОВ Алексей Георгиевич - директор Центра международной безопасности ИМЭМО РАН
АХТИСААРИ Мартти - президент Финляндии в 1994 – 2000 гг.
БЕРГСТЕН Фред - доктор экономики, директор Института международной экономики, бывший заместитель министра по международным делам Министерства финансов США
БЕЛОУСОВ Лев Сергеевич - профессор исторического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова
БИЛЬДТ Карл - премьер-министр Швеции в 1991-1994 гг., министр иностранных дел Швеции
ГРИГОРЬЕВ Владимир Викторович - советник руководителя Федерального Агентства РФ по делам печати, телерадиовещания и средств массовых коммуникаций
ЖУКОВ Александр Дмитриевич - первый заместитель председателя правительства РФ
ЗВЕРЕВ Сергей Александрович - редседатель Совета директоров ЗАО «КРОС»
ИВАНОВ Игорь Сергеевич - секретарь Совета безопасности РФ
КАЙЗЕР Карл - исследователь, Центр международных отношений Weathrehead, Гарвардский университет.
КОЖОКИН Михаил Михайлович - заместитель Президента-Председателя Правления ЗАО "Внешторгбанк Розничные услуги"
КОЛЬ Гельмут - канцлер ФРГ в 1982-1998 гг.
КОКОШИН Андрей Афанасьевич - председатель Комитета ГД по делам СНГ и связям с соотечественниками
КОМИССАР Михаил Витальевич - генеральный директор ЗАО «Интерфакс»
КОПЬЕВ Вячеслав Всеволодович - заместитель председателя Совета директоров АФК «Система»
КУЗЬМИНОВ Ярослав Иванович - ректор Государственного университета Высшей школы экономики
ЛАВРОВ Сергей Викторович - министр иностранных дел РФ, чрезвычайный и полномочный посол РФ
ЛИВШИЦ Александр Яковлевич - заместитель генерального директора ОАО «Русский алюминий»
ЛУКИН Владимир Петрович - уполномоченный РФ по правам человека
ЛУКЬЯНОВ Федор Александрович - главный редактор журнала «Россия в глобальной политике»
МАУ Владимир Александрович - ректор Академии народного хозяйства при Правительстве РФ
де МОНБРИАЛЬ Тьерри - президент Института (Академии наук) Франции, директор Французского института международных отношений
НИКОНОВ Вячеслав Алексеевич - (заместитель председателя) – президент Фонда «Политика»
ОВЧИНСКИЙ Владимир Семенович - советник председателя Конституционного суда РФ
ПОЗНЕР Владимир Владимирович - президент Российской телевизионной академии
ПРИМАКОВ Евгений Максимович - президент Торгово-промышленной палаты, депутат Государственной думы РФ
ПРИХОДЬКО Сергей Эдуардович - помощник Президента РФ
РЫЖКОВ Владимир Александрович - депутат Государственной думы РФ
ТЕЛЬЧИК Хорст - председатель Teltschik Associates, бывший руководитель канцелярии канцлера ФРГ по внешней политике
ТОРКУНОВ Анатолий Васильевич - ректор Московского государственного института международных отношений (У) МИДа РФ
УОЛЛЕС Уильям, лорд - профессор Лондонской школы экономики
ХАКАМАДА Ирина Муцуовна - председатель российской демократической партии "Наш выбор"
ХОУГ Джеймс - главный редактор журнала Foreign Affairs
ЭЛЛИСОН Грэм - профессор Гарвардского университета, директор Белферского центра, бывший заместитель министра обороны США
ЮРГЕНС Игорь Юрьевич - вице-президент, испольнительный секретарь Российского союза промышленников и предпринимателей (работодателей)
АДАМИШИН Анатолий Леонидович - чрезвычайный и полномочный посол РФ
БУТОРИНА Ольга Витальевна - д.э.н., завсектором экономической интеграции Института Европы РАН
ВИШНЕВСКИЙ Анатолий Григорьевич - д.э.н, профессор, директор Центра демографии и экологии человека Института народнохозяйственного прогнозирования РАН
ГРИГОРЬЕВ Леонид Маркович - президент Ассоциации независимых центров экономического анализа
ЛОМАНОВ Александр Владимирович - ведущий научный сотрудник ИДВ РАН, специальный корреспондент газеты "Время"
МИРСКИЙ Георгий Ильич - главный научный сотрудник ИМЭМО РАН
ШКУНДИН Марк Зусьевич - ведущий исследователь ИМЭМО РАН

Члены попечительского совета редакции журнала «Росия в глобальной политике»

ПОТАНИН Владимир Олегович - (председатель) президент холдинговой компании "Интеррос"
ВАЙНШТОК Семен Михайлович - президент компании ОАО АК "Транснефть", академик Академии горных наук
ВАРДАНЯН Рубен Карленович - президент группы компаний "Тройка-Диалог"
ГЕНЕРАЛОВ Сергей Владимирович - председатель Совета директоров Ассоциации по защите прав инвесторов
ЕВТУШЕНКОВ Владимир Петрович - к.э.н., академик Российской инженерной академии, академик Международной академии связи, заслуженный деятель науки РФ, председатель совета директоров АФК "Система"
КУЗЫК Борис Николаевич - член-корреспондент РАН, профессор, заслуженный деятель науки РФ, генеральный директор ХПХ "Новые программы и концепции", президент Института экономических стратегий
КУЗЯЕВ Андрей Равелевич - президент "ЛУКОЙЛ Оверсиз Холдинг Лтд."
ОКУЛОВ Валерий Михайлович - генеральный директор ОАО "Аэрофлот", член совета ГСГА, член совета управляющих IATA, член совета директоров ОАО "Аэрофлот"

Источник: http://www.evrazia.info/modules.php?...ticle&sid=4118