sgaliev

Вообще-то, надо бы конкретизировать, о каком (чьем) теле речь. Одно дело тело ящерицы, другое космическое, а третье - человека!

С другой стороны, повторю сказанное: в человеческой жизни тело имеет место безотрывно от души и духа. Больше того, от всего мира даже. Скажем, когда японская девица на выданье засыпает, она очень даже заботится о том, как будет выглядеть ее тело во время ее сна... Так что, как видите, не просто с ним, телом. А как мы нынче озабочены своим телом (особливо женщины): сколько его украшаем. "презентируем", "оприкидываем"...
Помните: "У человека должно быть все прекрасно - и театр, и вешалка, и лицо, и одежда, и руки"
Так что, нужно дорожить и ценить свое человеческое тело! Помните: "Береги платье снову, а честь - с молоду"...
Не совсем ясно, что хотите сказать.

А ведь и Вы, выходит, солидарны с религиозниками, коль скоро полагаете, что на сороковой день происходит разрушение связи души с телом...

Вообще, как-то неясно о том, что есть душа. Мне кажется, следует быть проще тут.
И тут перекликаетесь с религиозными представлениями!

sgaliev

Вообще-то, как принято, история - это процесс, шествия человека по Земле. До человеков истории не было, был естественный процесс.
А до животных мать-природа порождала-творила уйму всего и всякого. Да и животные не существуют порознь, стадами, стаями, роями...

Как это "неполно соединились"? Откуда разум пришел ни с того, ни с сего?

К чему тогда разум пришел?


Выходит, мы еще не соединились? Да, соединились, но не полно!

Но, разве не верно полагать, что если нету зла (чему может быть противопоставлено, с чем сравниться добро) то и добро становится проблематичным?
Что есть добро? Откуда берется зло? Как добро побеждает зло?

Но, согласитесь, соединенное потому таково, что предполагается несоединенность. Коль скоро нет несоединенного, то и соединенного быть не может. И вообще, посмотрите на свой организм. Ведь там уйма соединенно-несоединенных, то же самое: несоединенно-соединенных...
Только так все существует!


А, если, скажем, мы наблюдаем некий эгоизм, даже появление зверства, - как мы должны будем с ним справиться? Ведь, дабы преодолеть эгоистические поползновения, нужно силу проявить, насилие над эгоистом осуществить. А это, согласитесь, - уже и зверством отдает. Разве не так?
Еще одно. Вспомните: "Добро должно быть с кулаками!". Или Вы с этим не согласны?


Хорошие слова! Да только ведь далеко не так просто все. Кстати, посмотрите на себя: Вам ведь зубы даны - для чего они, - не для проявления ли зверского начала? Ведь чтобы есть, поддерживать свой организм, соответственно, душу, надо поесть А для этого, как понимаете, и зубы нужны...
Помните фильм был такой? "Мой ужасно ласковый зверь"?..

И как-то у вас странно выходит. Хотите быть иждивенцем, который все дарит и дарит! А, спрашивается, что Вы будете дарить? Откуда это брать? Не создавать ли? А ведь создание - уже проявление зверствования, ежели стоять на Ваших позициях...

Одним словом, что-то у Вас, дорогой, концы с началами не то!

loktev1954

Какая-то у Вас логика странная, как из учебников - современная логика конца света.

1. Разум возник из общения, из соединения. Соединения эгоистов, так и оставшихся отдельными от других, не до конца соединенными. Вот эта недоделанность соединения и есть червоточина:
При отсутствии разума нормальные ощущения и инстинкты.
Разум их усиливает, искажает, извращает, делает саморазрушительными.
Для приведения в норму надо или отказаться от разума, или подчинить его чувствам, душевности. Пока мы недосоединенные предчеловеки.

2. Зло, грех это неправильность, извращение чреватое разрушением, гибелью всех и вся.
Зло к примеру это наслаждение, когда нормальная естественная сладость увеличивается до неестественных размеров и вытесняет правильность и естество. И запускается процесс саморазрушения.

3. Чистая радость и счастье должны вытеснить, пересилить грязь, эгоизм. Без зверства, воспитанными вокруг нас чувствами, взаимопомощью, взаимодарением, взаимо...

4. Зубы это от прошлого и для прошлого. Для будущего свет в глазах.

5. Почему же иждевенец? Иждевенец это главным образом потребленец, а значит тот, кто или работает, или не работает. А создатель, творец это тот, кто не работает и не бездельничает, а трудится. Именно творец способен бескорыстно дарить, а хозяин и работник рабы золотого тельца и не способны к бескорыстию.

Все у меня сходится, но не подходит Вам. Вы погрязли и не хотите менять и меняться. Это бесполезный разговор. Счастливо!

__________________
Счастье лучше благополучия.

sgaliev

Итак, рассмотрим теперь, тоже предельно кратко, как понимать произведение, почему именно оно выступает специфическим способом существования человека коммунистического мира? Почему лишь в произведенческой практике коммунизм может раскрыться адекватно, полномерно?
Верно, конечно, как всякая деятельность, произведение тоже есть труд. Но это труд особенный, не протекающий в той одномерной плоскости, как производство. На самом деле. Производственный труд, труд как производящая активность, практика, как мы установили, есть процесс, где творческая активность связана исключительно с человеком. Речь о том, что если в данной работе природа и присутствует, то, как мы сказали, присутствует пассивно, как всего навсего бездеятельный объект человеческой активности. Вообще-то, вряд ли такое возможно. Однако, производящий человек именно так дело представляет себе. Да и мать природа в творческих делах человека, если и выполняет работу, то как бы незаметно, скрытно для людей, создавая иллюзию своей «бездеятельности».
Между тем, в произведенческом творчестве дела обстоят принципиально иначе. Здесь мать-природа (бытие) выступает активным, даже ведущим со-участником творчески-созидательного процесса. Произведение, стало быть, выступает творческим процессом, где человек сотворчествует с бытием. И творчество это соединяет человека и бытие (мать-природу), есть их единство. Причем, в данном творческом процессе именно бытию (природе) принадлежит главенствующая, ведущая роль.
Отсюда можно сказать: произведение есть созидательное творчество, осуществляющееся естественным путем, — так, как естественно (натурально) творятся многие другие вещи. Ведь творит не только человек, но прежде всего и главным образом сама природа. В конце концов, и человека-то она сотворила (породила, вырастила, создала), как и множество других вещей живой и неживой материи: организмы, планеты, звезды космосы...
Все же, данные процессы назвать произведениями не следует. Произведение начинается там, где в натуральное (природное) творчество вступает человек, и человек со-вместно с бытием созидают. Причем, — не производя (преобразуя, внешне навязывая вещам чуждые им формы и качества, по причинно-следственной, механистической логике). Они созидают натурально, естественно, бесшумно, растя, порождая, разворачивая сокрыто-сущее, изводя на свет последнее, плодонося, продуцируя).
Так как искомое творчество (труд) присутствием человека серьезно специфицируется, приобретая, в частности, на первых этапах истории личный характер, его можно назвать натурально-личным творчеством (созиданием). Так как, с другой стороны, здесь предметы, вещи приходят в мир путем их созидания, продуцирования, собирания человеком, но не иначе (как это характерно производству), творчество данное, не выступая исключительно творчеством самонадеянного, своемерного человека, не может быть ни чем иным, как произведением (про-из-вед-ением).
Латинское слово production («pro-duc-tion») адекватно переводится на русский именно как продуцирование или же «произведение». Собственно, то же самое означает выражение «создание» (со-зд-ание), высвечивающее порождающий, плодотворящий характер рассматриваемой разновидности творчества. На самом деле. «Создание» (со-зд-ание) предполагает такое выведение (рождение) на свет потаенного, когда оно (выведение) совершается человеком совместно с матерью-природой. Приставка «со» именно это и выражает. Корень же «зд», будучи, видно, санскритского происхождения, на многих языках означает порождение, родственные связи открывшегося миру сущего со своим творцом. Потому-то даже в именах людей это выражение присутствует, означая сказанное. Так в персидских именах и именах других народов востока мы встречаем слово «зада» («задэ») именно в этом смысле. Нечто похожее, кстати, обнаруживает выражение «изготовление» (из-гот-ов-ление).
Творчество матери-природы, Богов фиксируется выражениями «создание», «рождение», «творение». Хоть их творчество с участием человека (произведение) тоже так выразимо, но, пожалуй, лучше оно схватывается словами «произведение», «изготовление», как бы выпячивая несамостоятельность, зависимость человеческой активности от, со-творчествующих с ним, онтологических начал. Правда, это же отличие термина «изготовление» ведет к тому, что в условиях производства он настолько «затаскан», напрочь выхолощен, теряет несомую изначально нагрузку, что обретает коннотации, просто не позволяющие употреблять его в смысле произведенческого самотворчества.
Но что же такое произведение более предметно. Попробуем буквально одной-двумя фразами выразить его существо. Много шире разговор о данном предмете содержится в уже предложенной книге:

https://cloud.mail.ru/public/4bX9/tQpSn9a1Y

Предельно кратко существо произведения как созидания, вершимого человеком совместно с матерью природой (бытием), раскрывается осмыслением образующих данное выражение (про-из-вед-ение) моментов. Человек, действительно, творит здесь не самонадеянно и самодовлеюще (подобно производственной активности), а при содействии, со-участии бытия, матери-природы. Следовательно, — со-бытийно и событийно. Сам процесс творения протекает не так, что человек вырабатывает нужные себе предметы, путем механического преобразования, навязывания природе, сущему чуждые меры и формы (что, опять же, характерно производству), а про-из-вод-ит их. Другими словами, человек здесь реализует целый букет деятельностей.
Во-первых, осмотрительно проникает в природу, в естествующие вещи ради собственных и природных нужд для нахождения искомого, потаенно сущего.
Во-вторых, усмотрев последнее, он отыскивает необходимые для одействления его естественные факторы-поводы, силы («чины»).
В-третьих, собирает последние воедино, пускает и направляет, чтобы извести (вывести) в мир (на свет) потаенно-сущее.
В-четвертых, искомому сообщается предметное, действительное, истинное (алетейное) существование.
Итак, произведение это творчество, силами самой природы продуцирующее (порождающее, растящее, раскрывающее, изводящее) сущее (человек тоже сущее) в-себе в непотаенное присутствие, открытое как человеку, так и миру, иным сущим. Следует повторить: в продуцировании вещи не заново созидаются, не творятся навязывающим преобразованием природных сущих и присвоением каких-либо внешних им свойств, особенностей, форм ради, опять же внешнего (утилизующего) их потребления (использования) людьми. Все это наблюдается в производящем творчестве. В произведении человек находит, уже созданные самой природой (то есть, естественным путем, самотворчеством), сущие, которые еще пребывают в свернутом (неразвитом) виде. И, собирая воедино, направляя и запуская природные же факторы («чины»), изводит данное сущее на свет, развивая (развертывая), растя его. Тем самым, открывая миру (себе и природе). Выведенное (выращенное, собранное так) на «свет», как понятно, не утрачивает свое собственное, бытийную привязку. И, конечно же, перед нами не «вещь» (товар»), но просто продукт (про-дукт), изведенная в открытость вещь, сущее.
Проще говоря, в произведении человек, сам не создавая ничего, тем более, самонадеянно, как бы берет (собирает) у природы даруемое. То есть, то, что она дает, создает, уже присутствует в ней (пусть и свернуто). Вот почему произведенческое созидание, особенно на начальных этапах истории, выступает собиранием человеком даруемого матерью-природой. Причем, собираются не только дары, но также средства, с помощью которых природные дары изводятся (развертываются, обретают полноту бытия). Так что, термины «собирание» и «произведение» в известном смысле синонимичные. Вообще, произведение в любой своей данности отдает собирательским характером. Вместе с тем, выступает некоторым развитием, выращиванием собираемого. Надо только понимать «собирание» не просто в смысле складирования, забирания и т.п., но также как снаряжение, экипировку, приведение в состояние полноты, концентрации, готовности к дальнейшему. Здесь собираемые элементы подогнаны друг к другу, взаимодополняются, составляют известную целостность (чинник, без которого произведение невозможно). Собирание таким образом, как бы сопровождает и обеспечивает изведение сущего из потаенности в непотаенность. И акты, моменты, равно качество, собирания как бы преимущественно ложатся на человека (мастера) в качестве заинтересованного участника произведения, обеспечивающего их цельное единство.
Так произведением человек творит совместно с природой предметный мир, создает и себя самого в многогранной полноте, натурально, самотворчески, собирающе. Он не позволит себе активничать самонадеянно, насилуя действительность навязыванием чуждых ей мер и форм. Следовательно, — не воплощает, устраивающие лишь его, своецентрические (сводимые в большинстве случаев к бездумному и близорукому эгоизму) производящие побуждения.
Поскольку человек поступает, творит совместно с природой, растя, развивая, что сама природа дает, — в чем нуждается не только он, но и она, — постольку данное, выращивающее, развертывающее, собирающее созидание не перестает оставаться самотворчеством природы (натуры). В таком натуральном творчестве человек со-участвует не иначе, как развивая, растя, собирая чины и дары природы. Стало быть, не порывая связей с бытием, человек следует, внимая зовам и зачинам последнего. Потому-то, развивается, впускается в жизнь, собирается лишь, ответствующее бытию, времени и, разумеется, человечности. Кстати, — при-сутствующим не только вовне человека, но также внутри него, как бы собираемое ни устраивало собственно-человеческие устремления и цели.
И, коль скоро в данном натуральном самотворчестве уже со-участвует и человек, — причем, придающий процессу человечески-личные черты, — он не может не получить наименование натурально-личного созидания, или же произведения.
Надо, далее, зафиксировать, что термин произведение, как и собирание, выступает в двояком смысле. Это хорошо видно в искусстве (даже в ремесленном творчестве мастеров), где произведенческий характер человеческого творчества всего более очевиден и где с понятием произведения давно свыклись. В первом случае, о чем мы преимущественно говорили, произведение означает процесс, активность, деятельность, со-творчество человека и бытия (природы) по изведению сокрыто сущего в открытость. Второй же смысл термина «произведение» означает результат данной деятельности, продукт. Как должно быть понятно, продукт, будучи произведением, как и приведший к нему путь, светится соприсутствием человеческого и бытийного. Он открыто и истинно существует, соединяя человека с миром, служа своему действительному окружению и сам светясь последним.
Понятно, произведенческое творчество, не теряя свою натуральность, естественность, будучи также человечным, не может быть ограничено узкими субъективными, тем более, механическими технологиями, омертвляющими результаты творчества. Оно в подлинном смысле обнаруживается именно там, где протекает как живая (не в смысле животной, а, напротив, в смысле бытийственно-жизненной) активность. Опять же, крайне ограниченные механико-формальные, количественные «алгоритмы» производящего действия тут ничего не решают. Они выступают, в лучшем случае, лишь условиями, вспомогательными средствами произведенчески поступающего творчества.
Уже из сказанного очевидно, что произведенческая практика, являясь живым (означенным образом) созиданием, не должна быть понимаема иначе, как сотрудничество человека с остальными участниками, — временем, природой, историей, культурой и т.д., — «чины» и «дары» которых она собирает, а также изводит (опять же, означенным путем) на свет сокрыто сущее. Не лишне подчеркнуть: среди данных «участников», — поскольку речь идет о серьезном произведении, тем более, произведении поэтическом, — не могут не присутствовать (участвовать) «чины» от бытия. Причем, — сознаваемые и принимаемые, человеком.
Важно, далее, следующее. Поскольку произведенческое творчество выступает сотрудничеством, совместной активностью, где человек поступает, находится в общении, выражающемся, среди прочего, в осмотрительно-внимательном вчувствовании, вживании, понимании места, роли, запросов и т.д. сторон-участников, включая самого человека, последний призван вести себя здесь совершенно иначе, нежели ограниченный, присваивающий субъект производящего творчества. Лишь осваивающее поступление (во всяком случае, на развитой ступени произведения) позволяет ему быть на месте и в роли со-участника столь ответственного, взыскательного и нелегкого общения-сотрудничества с бытием, временем. Не забудем: перед нами сотрудничество, где главенствующее начало принадлежит самой природе (бытию), а человек — лишь помощник, собиратель, направитель данного процесса.
Произведенческое творчество во многом напоминает собой то, как вообще, натурально творятся вещи. Оно вершится по бытию, поднимаясь при этом до реализации дел и вещей как человекобытийных, протекающих не только со-бытийно, но событийно. Такая активность предполагает, — по крайней мере, поскольку речь идет о поступающей деятельности, — морально-нравственные, религиозные, волевые формы самовыражения, непременно вмещающие в себя сотрудничество (сотворчество) человека с бытием, временем, высшей человечностью. Подчеркнем: в событийном творчестве, сотворчестве бытия и человека, последний — отнюдь не безоговорочный креатор нови. Он, вообще, не может выступать единственным субъектом произведенческого процесса. Точнее, он перестает выступать в качестве субъекта. Тем более, недопустимо относиться ко всему, что вне такого «субъекта» как лишь к объекту. Так произведенческая практика освобождается от субъект-объектной дихотомии мира. Здесь нет объекта и субъекта. Коль скоро человек поднимается за пределы субъект-объектного отношения, ему мир не противостоит в качестве чуждой внешности, предстоящей присвоению.
Сказанное только что, как и многое другое, проясняется при насыщении произведения моментами искусства, творчества этического, религиозного, художественного. И такое насыщение не только не уместно, но в высшей степени целесообразно.
Описанное столь уплотненно, произведение, скорей, предвосхищение будущего состояния вещей на практике. Многие из моментов его уже обнаруживаемы на первых этапах истории вплоть до капиталистической эры. Собственно, экстраполяции данных моментов в будущее являет пока что «картину» произведенческой практики предстоящей истории. А о многих других особенностях произведенческого творчества нам пока даже нечего сказать за их полной сокрытостью ...
Таким образом, произведенческий труд (творчество, созидание) принципиально отличен от труда производящего (производства). В нем, как уже очевидно, человек не оторван от природы, а, творя со-вместно с ней, находится в единстве, гармонии. В этом, как раз, смысле и обеспечивается то самое очеловечивание природы, и натурализация человека, о чем говорит Маркс в своем определении коммунизма в «Экономическо-философских рукописях 1844 года». И, конечно, единство, которое обеспечивается произведением, далеко выходит за пределы того, что фиксируется, на чем настаивает, что имеет в виду современная экологическая наука. В том числе так называемая «Концепция устойчивого развития».
Поскольку, далее, произведенческое созидание преодолевает всевозможные формы отчуждения, характерные производящему труду, постольку, как понятно, при коммунизме обеспечивается гармония и остальных моментов человеческого бытия, о которых говорит Маркс: сущности и существования, свободы и необходимости, общества и личности, опредмечивания и самоутверждения человека.
Наконец, чем мы закончим наш разговор, произведенческое созидание открывает такие стороны коммунистической реализации человека, которые выводят его (коммунизм) за пределы предметно-языкового поля производства. В этом смысле как то, что реализуется произведенчески, «коммунизм» целесообразней выражать иначе. А именно термином «событийное человеческое бытие», «событие». Коммунизм, осмысливаемый в пределах производящего отношения человека к действительности, производящего мышления вообще, не позволяет усмотреть связь человека и бытия, событийное бытие человека. Потому-то здесь об этом речи и не идет. Но произведение открывает что с самого начала коммунизм как онтологический предмет есть событие. И как событие, событийное человеческое бытие он характеризуется куда большим рядом особенностей, которые как бы сокрыты для термина «коммунизм». Вот, потому-то,повторимся, предпочтительно, имея в виду произведение как специфический способ человеческого бытия в мире, употреблять по отношению к нему предложенные выражения.

sgaliev

Мы установили: произведение есть созидательное творчество, осуществляющееся естественным путем, — так, как естественно (натурально) творятся многие другие вещи. Ведь творит не только человек, но прежде всего и главным образом сама природа. В конце концов, и человека-то она сотворила (породила, вырастила, создала), как и множество других вещей живой и неживой материи...
Все же, в чем выражается активность природы (бытия) в произведении, как бытие участвует в нашем созидательном творчестве, в чем конкретно это участие проявляется, - это надо бы прояснить. Иначе сохраняется впечатление, сложившееся от производящего осуществления творчества, когда бытие (природа) выступает совершенно пассивным участником процесса, где человек – безоговорочный и полновластный автор. Между тем, это совершенно не так. Даже в производящей деятельности природа весьма активна. Пусть люди это не замечают.
Итак, в чем выражается со-участная активность бытия в созидательном творчестве, тем более, произведенческом (да и производящем)?
Вообще, следует сказать, что означенное участие в нашей активности (труде) обнаруживает далеко не только бытие, но любые онтологические категории как всеобщие начала. Собственно, так и должно быть: ведь онтологические мировоззренческие всеобщие понятия не были бы таковыми, коль скоро не являли себя повсюднов нашем мире, включая практику (труд). Кстати, именно из-за их присутствия в нашей практике, последняя не просто субъективная активность, но также объективно-реальный, естественный, субстанциальный и т.д. процесс, единящий человека и Бога, мать-природу, бытие, материю. Причем, что очень важно, — не как бы самотеком, что характерно любой другой вещи вокруг, но на осознанной, сознательной основе, как призвана осуществляться нормальная материальная практика.
Мы, все же, не будем вести речь о всех понятиях, но сосредоточимся на «работе» бытия в практике. Еще точнее: покажем, хотя бы на некоторых примерах, как бытие (тождественное матери-природе, Богу, материи), присутствует, «работает» в жизнедеятельности любого человека. Как последний, благодаря этому, обязан бытию всем, чем располагает, что есть, на что способен?
Сначала – самый общий момент. Обычно бытие передается в языке посредством производных глагола «быть». Утверждается потому: «Бытие — это то, что [B]есть[/B[». На первый взгляд, подчеркнутое выражение, вроде бы, ни о чем не говорит, страдает предельной пустотой смыслов и содержания. Не случайно, вроде бы, по отношению к какому угодно предмету, сущему можно сказать, что он есть. При этом, утверждая, например, «стол есть», мы, по сути, не прибавляем, не убавляем от предмета «стол» ни одного признака. Точно также — касательно любого другого предмета.
Однако, если вникнуть в данное выражение, мы заметим, что им сказывается-вершится крайне серьезное и великое. Осознанно произнося фразу «Стол есть», — даже упуская слово «есть», но обязательно подразумевая его, — внутри нас, без нашего при этом ведома (пусть, на подсознательном уровне) вершится замечательная активность. Причем, — не только артикулируемая произнесением означенного выражения. Активность эта в момент понимания, произнесения нами «Стол есть», можно даже сказать, как бы упреждая данные акты, превращает для нас некоторый (вот, этот) фрагмент нашего окружения в реальность: раздвигает для него простор, устанавливает его границы, очертания, размещает в круге других вещей, дает его нам в видение (осознание). И, противопоставляя его нам, — нам самим обеспечивает реальность, присутствие, возможность практического обхождения с ним. И это имеет место всегда и всюду, при указании, назывании, выделении любого предмета.
Итак, именно благодаря «работе» бытия в каждом простом акте нашего осознанного произнесения или подразумевания факта естествования какой-либо предметности, бытие обеспечивает нам его естествование, присутствие, реальность, материальность. В акте произнесения как бы претворяется некоторое действо обналичивания произносимого. Тем самым (и не только), бытие и нас самих с нашей активностью высваивает из хаоса неопределенности. Без такой незримо-неслышной «работы» бытия мы бы могли бесконечное число раз, подобно попугаю, произносить свое выражение («стол»). И от этого ничего бы в кромешности не изменилось, ничего бы не было дано в сознании. Ничего бы вокруг нас не было, да и нас самих как присутствующих в круге вещей, отличающих себя от них и их от себя и т.д.
Вообще-то, иной раз мы часто можем позволить себе что-либо бормотать, вплоть до несуразиц. Разве значит это, что тем самым, каждый раз тут наши «несуразицы» подтверждаются, реализуются бытием? Нет, разумеется. Это происходит лишь в ситуации скоррелированности нашего сознания (мышления) и вещей. Точнее, — когда мышление (скорей даже понимание) предметно, осмысленно, сталкиваясь с внешним окружением, стремится прояснить его для себя, определиться с ним, и бытие здесь, как-то незаметно, «за кулисами» (как всегда) со-творчествует нам.
Но, с другой стороны, в известном смысле и в актах бормотания (пустых и бессмысленных) тоже находимы означенные привязки и «работа» бытия (пусть и столь же бессмысленная). Больше того, в означенной «работе» присутствуют и материя, и Бог, и мать-природа. Ведь то, что есть не просто есть, но есть материально, в природе, благодаря поддержке, сохранению Божественной активности...
Можно показать, что, благодаря активности бытия (равно тождественных с ним начал), мы также соединяем самые разные предметы, способны судить вещи, мыслить, пользоваться, творить их. Лишь посредством «работы» бытия человек связывает все и вся. Больше того. Лишь благодаря бытию, он способен видеть (слышать, воспринимать) вещи. Прежде, чем человек посмотрел на вещь и увидел ее, создаются условия для видения, возможность последнего, как и оно само. Точно также — нашей практической реализации. Вот, в этом смысле бытие — некий «закулисный работник», предоставляющий нам способность видения (сознания), его возможности и условия. Верша свою со-присутственную «работу», оно, повторимся, остается за пределами нашей видимости, постижимости. Когда же мы пытаемся «подследить», его присутствие, — оно подставляет вместо себя какие-либо материальности, вещи, проскальзывает сквозь пальцы.
В общем-то, сказанное, как и нижеследующее касательно присутствия категорий бытия в нашей жизни, легко понять, учтя установленное: Бытие — мать-природа, материально и Божественно. И таким образом оно участвует в делах, помыслах, переживаниях, взаимоотношениях нас с окружением, как и, вообще, в самих нас без изъятия.
Конечно же, не могут не присутствовать, активничать (причем, не только означенным образом) онтологические начала в способе нашего существования, практике. Да, — не только божественно, но также материально, естественно (природно). На самом деле. Что ни существует в нашем мире, окружая и обусловливая практику, — звезды, моря, реки, леса, — все это, включая и человека, обязано своим наличествованием единственно лишь Божественно-материальному бытию. Пространство, время, вселенные существуют не сами по себе, а в природе, бытии, ему обязанные. Материальные явления и процессы, — в том числе нефть, каменный уголь, другие полезные ископаемые, — без которых мы невозможны даже физически, — «сработаны» вложены, закачаны в Землю не кем-либо, помимо божественного бытия, природой. Звезды в небе загораются, физические константы действуют, опять-таки, не по чьей-либо воле, но лишь в силу бытийствующей материи. Сколь великое множество факторов и обстоятельств должно было возникающе-сотвориться, сколько естественных и иных законов сложиться, — чтобы мог в мир прийти и сохраняться, исторически становиться практически живущий человек! Больше. Если верно известное положение, что «ни один волос не упадет с головы без Божьего соизволения», то оно с самого начала относимо к бытию в очерченном нами плане. Вместе с тем, — далеко не только к «волосам» человека, но и ко всем его делам, помыслам, устремлениям...
Далее. Практика (труд) носит предметный характер. Предметы продуцированы в известном пространстве-времени, из определенного материала, энергии, информации, формы, движения и т.д. И сам человек со своей практикой состоит из последних. Но ведь все это не создано человеком, по крайней мере, всецело, и далеко не просто обязано ему. Это предметное многообразие у человека и в нем — не иначе, как от бытия, матери-природы. Материально-духовные предметные блага создаются же не из ничего. Материал, сырье, энергию, опыт для продуцирования потребных предметов, как и последние, человеку предстоит находить и брать из бытия, природы, коль скоро она это дозволяет, дает, создает. И, коль скоро, положим, у людей нет в данной стране нефти, нет полезных ископаемых и средств, — как они могут создавать нужные для себя предметы?..
С другой стороны, если человек (общество, мир) существует, то как он пребывает, движется вне матери-природы, бытия? Как вне всего этого практически существовать, как, вообще, существовать, не состоя из материала, энергии и т.д., не осуществляясь таким же образом, в кругу вещей, опять же, из всего этого состоящих?..
Человек на практике вынужден, стало быть, со всех сторон исходить из предоставляемого матерью-природой и, соответственно, строить свою жизнедеятельность внутри нее как бытия. С другой стороны, деятельность его возможна и осуществляется далеко не просто как бы «вложенная» в природное окружение внешним образом. Напротив, будучи абсолютно и безоговорочно обязанным бытию, природе, материальному окружению внутри и вовне себя, он призван жить и творить ради и во имя всего этого, всем этим. Ибо оно — единственное условие, реальность, источник, держитель, хранитель, бесконечный и всемудрый учитель, даритель жизни в ее полноте...
Самое же главное в другом. А именно в том, как участвует, «работает» бытие, мать-природа в непосредственном процессе человеческого творчества. Внимательно приглядевшись в протекание нашей творческой деятельности, легко заметить оговоренное выше.
Обычно мы заняты здесь как бы подключением (собирая воедино) различных сил и чинов природы с тем, чтобы они выполнили интересующий нас результат. То есть, послужили изведению на свет, мир, в предметность таящееся в природе, нераскрытое сущее. Собственно, так мать-природа творит и без человека, само собой. Мы на практике и стремимся воспользоваться этой созидательной ее деятельностью. Вот почему, строго говоря, не мы создаем те либо иные вещи, не нашими стараниями (внешними) вершится самораспускание цветка, рост зерна в поле, явление миру произведенческого шедевра... Мы лишь участвуем, помогая (собирательски работая) в данном процессе.
Возьмем то, как выращивается (собирается, про-из-вод-ится) славно известная репа в нашем огороде. При ближайшем рассмотрении вещей легко заметить: сей, нужный нам продукт растится самой матерью-природой, в Земле. А мы — разве что помогаем ей. Зная, что наш корнеплод произрастаем в огороде, что мать-природа одарит им нас, мы и стараемся: вовремя садим, рыхлим почву, поливаем, устраняем сорняки и другие помехи для нормального урожая клубня. Другими словами, в этой своей работе мы лишь так либо иначе привлекаем, организуем, направляем силы, энергию, движение стихий и вещей матери природы, чтобы она уродила, чтобы урожай был плодотворным и таящиеся в почве, в посаженных семенах ростки получили все необходимое для полновесного роста, созревания и явления свету. Мы помогаем природе (бытию). Когда же природа уродит, плод созреет, мы пользуясь, опять же, природным материалом, собираем его (откапываем, приводим в состояние для потребления), испытывая при всем этом замечательное чувство страдательности.
Разумеется, в таком творчестве мы пускаем в работу и свои, свойственные нам от природы, силы и способности. Не следует забывать, человек ведь природное сущее, в нем природа раскрывается весьма многими моментами. И не удивительно отсюда, что человек способен творить как природная сила...
Другой пример. Выплавляется металл. Опять же, не мы сами это делаем, а стихии матери-природы (в том числе в нас). Мы же лишь организуем и направляем их, силы-факторы, участвующие в деле выплавки: следим за тем, чтобы процесс протекал нормально, стараемся исключить разные привходящие и мешающие обстоятельства и т.д., собираем изведенный продукт надлежаще.
Вот, перед нами металлическая заготовка. Из нее нужно выточить на станке деталь. Как это происходит, по большому счету? А все также. Станок — это организованная и упорядоченная нами (обществом, другими людьми-изобретателями, инженерами) природная сила, сооружение. Другие инструменты (резцы), привлекаемые для достижения поставленной цели, — тоже естественные природные предметы, также созданные другими природными силами и материалами, упорядоченные нами или нашими предшественниками, опытом которых мы пользуемся. Как и данный опыт, так и формы, придаваемые нашему изделию, опять же, взяты из природы. Наконец, энергетика для создания нужной детали. И она от природы. Вот, работая мастерски, мы лишь означенные природные стихии находим, собираем воедино, организуем, направляем. И они изводят на свет, таящуюся в нашей заготовке, деталь. То, что последняя таилась, наличествовала в скрытом («идеальном») виде, мы, будучи мастерами, устанавливаем внимательно проникнув (мысленно, чувственно, интуитивно и т.п.) вовнутрь заготовки, или нас поставили в известность те, кто до нас и вместо нас такое проникновение совершил. Точнее, совершив некогда данное проникновение, он возможность данной деятельности настолько рационализировал, что как бы придал ей общедоступность в ситуациях с подобной заготовкой. Многие аналогичные действа, между прочим, мы совершаем подобным образом, даже не задумываясь, не напрягаясь в плане того, что делаем; поступаем несколько шаблонно, вплоть до манипулятивности...
Но кажущаяся манипулятивность, простота осуществляемого еще не отменяет, что оно нечто другое, нежели за что его подчас принимают.
Просто замечательно показано в книге известного американского писателя, Ирвина Стоуна, «Муки и радости», что именно означенным образом творит великий Микеланджело Буаноротти. Собственно, так творит любой произведенческий художник, поэт. Да, прежде, чем создать некоторое произведение, он: внимательно и проникновенно всматривается в предстоящий предмет (жизнь, «материал»), находит здесь скрытый от глаз, пребывающий в-себе, образ, усматривает его величие и значимость для мира, человека, бытия. Затем, опять же, внимательно всмотревшись, — находит в самой жизни, природе силы и факторы (чины), которые бы извели этот потаенно сущий образ в действительность, омирили (опредметили), придав ему открытое (нужное, подобающее) присутствие среди других вещей-предметов. Лишь после этого художник-поэт приступает к собиранию данных чинов воедино, с тем, чтобы они запустились, начали созидание, стали водить его волей, умом, кистью, пером, резцом. Причем, — по тому плану, распорядку, что он задал, вынес как мастер. И тогда — шаг за шагом, пласт за пластом, каждым очередным штрихом, скажем, сокрытый в мраморной глыбе образ высвобождается, обнажается, является свету, получает известность и признание, включается в круг вещей мира, обогащающих и множащих сам мир и человека в нем. Вместе с этим — и присутствие бытия.
Повторяем, уж в который раз: подобное имеет место везде и всюду в человеческих делах и отношениях. Найдя желанный, но сокрыто-сущий предмет, определившись с силами природы (в том числе в нас самих), коими можно его извести путем разворачивания вещей, где наш предмет сокрыт, собрав и приведя в единство природно-материальные силы-поводы, мы обеспечиваем условия для творческой активности самой природы в желанном нам направлении. Хорошо бы, коль скоро учитывались также желания матери-природы. Во всяком случае, зрелая и истинная (осваивающе-произведенческая) практика не может не ориентироваться на них. Ведь она не вершится вне присутствия бытия: соединяет человека и бытие, небесное и земное, неся на себе соразмерное со-присутствие, со-трудничество обеих сторон, выражающее событие, событийность.
Описанный вскользь, процесс творчества непосредственно обнаруживает бытийную, материальную, Божественную его насыщенность. Так и только так, в конечном счете, творит практически живущий человек. Однако, на известном этапе становления данного творчества, практики дела так оборачиваются, положение вещей так высвечивается, что все здесь в буквальном смысле предстает, ставится вверх дном по сравнению со сказанным. Практика как творческий процесс начинает пониматься (главное, утверждаться) совершенно иначе, поскольку именно человеку присвоена исключительная, вообще, единственная роль и место в данном процессе. Формируется видение и реализация практической деятельности таким ее формообразованием, как производство. Здесь роль и значение бытия, природы в практически-творческом процессе как субъективной деятельности безоговорочно сводится на нет. Так возникает иллюзия, что человек единственный и самодостаточный креатор действительности. Природа же, бытие, совершенно извращенно понимаемые, в лучшем случае, принимаются лишь в качестве объектов, средств, «вещей» для реализации его своемерных целей и интересов. Не это ли выражено в общеизвестном, ставшим классическим, определении труда. И, нельзя не заметить, что, в принципе, в данном классическом определении производящего труда (производства) вполне можно найти и то, о чем мы говорим. Однако, сложившаяся установка видеть в творческом процессе лишь человеческое начало, лишь то, что человеку нужно, а начало природное, в лучшем случае сведено к пассивному «объекту» использования, лишь затмевает наше видение.
Относясь к действительности производяще, человек, как уже очевидно сегодня, «наломал много дров». Дело дошло до того, что мир поставлен на край гибельной катастрофы, если не ввергнут в пропасть. Дабы остановить смертельный крен, падение, удержаться, обрести спасение, человечеству необходимо радикально изменить свое мироотношение, онтологическую позицию. Надлежит, точнее, покончить с производяще-безбытийным, присваивающим способом существования и снова обратить лицо к бытию, со-участному с ним творчеству жизни. Возникает, короче, настоятельная нужда восстановить в творческой активности человека подобающие место и роль бытия, матери-природы, вернуть практике утерянные особенности произведенческого (совершающегося с бытием, природой) творчества, мироотношения.
Разумеется, возврат должен быть не буквальный, но такой, который учитывает и известные положительные черты производяще-присваивающей практики. Вот, тогда мы и будем жить коммунистически!..
Собственно, и в производящей практике, — как бы человек ни отворачивался от бытия, от нормального отношения к природе, материи, Богу, — если внимательно присмотреться, их присутствие и «работа» не отменимы. Как, между прочим, очевидно из приведенных примеров, от них никуда не деться. И в производстве они, хоть и во многом безвестны, тем не менее, не снимают с человека покрова: вывели его в «для-себя-бытийность» (Г. Гегель), предоставляют простор для саморазвертывания. Особенно это очевидно на завершающих этапах производства (в информационном производстве, светящемся уже событийностью).
В принципе, в любом раскладе, человек во всем и вся, что ни творит, призван довольствоваться, отталкиваться от того, что дано и не дано бытием с ближайшими его представительствами. Он не может не считаться, сотворчествуя, с его главенством, своей зависимостью от него во всем, куда ни приложит руки и помыслы. И, что важно, — «считаться» так, чтобы, слышать зовы бытия, его вопрошания, предостережения. Главное — человек (особенно современный) должен дорасти не только выдерживать при-сутствие бытия в вершащемся с ним и вокруг, но со-творчествовать с ним в означенном плане. И так человек призван научиться поступать, сознавая, с пониманием. Верно, он и без того соединен с бытием, подобно любому другому сущему. Но коль скоро человек дорастает до сознательного со-присутствия и со-творчества с бытием, бытие соприсутствует человеку иначе, связь между человеком и бытием принципиально меняется, коммунизируется. Сознательность и понимание радикально меняют качество данного «соединения», придавая связи человека и бытия событийность, коммунистичность. Так практика людей обретает, носит со-бытийный характер. Так она становится способом существования коммунистическогочеловека, такой практикой существует последний.
Тем более практика событийна, коль скоро речь заходит о целях ее, о высших смыслах, ценностях, смысложизненных ориентирах человека. Так сказать, «высшие» предметы своего существования, мудрость человек не черпает исключительно из самого себя. Не из своей самонадеянной активности он усматривает их, а внимая зовам бытия, следуя веяниям последнего, соразмеряясь с ним. Мы уже установили кое-что, относительно того, какие пагубы порождает и утверждает человек в мире, коль скоро отправляет жизнь и активность от самонадеянных, производяще-техногенных устремлений.
Практика, надо заметить, носит событийный характер уже в процессе непосредственного творчества человеком вещей и идей. Бытие тут присутствует, например, в виде того, что называется вдохновением, «благодатью», одержимостью и т.п.
Не случайно, между прочим, обычно, проходя мимо творящего человека, людей, приветствуют их пожеланием-констатацией: «Бог в помощь!». Точно также, люди часто восклицают: «Бог с нами». Везде тут, коль скоро испытывается, что в вершимом бытие, «на самом деле», как-то «присутствует», что они творят «Божеское», вместе с Богом и проч., — должно усмотреть, по крайней мере, «следы» событийности. Возможные же в данных случаях, скажем мягко, «ошибки», — когда, явно чиня безбожно, античеловечно, тем не менее, обращаются к Богам, выдавая желаемое за действительность, — помимо прочего, говорит в пользу только что сказанного. Настоящие верующие и при неудаче, неосуществленности задуманного усматривают Божеский промысел и за это также признательны Ему.
Соучастие, присутствие Бога в осуществляемом для людей и людьми в высшей степени важно, значимо. И если в современных условиях (и не только) бытие просто уже «изгнано», но к нему-таки, апеллируют, — о чем другом это говорит, не беря в расчет намеренные паразитические спекуляции, ухищрения?..

sgaliev

В предыдущих сообщениях мы говорили о произведении как способе существования коммунистического человека, показали, почему коммунизм выступает как событийное человеческое бытие (событие). И, все же, сказанное, особенно о произведении, смотрится как-то скупо. Оно, скорей, передает произведение в той его данности, когда оно выражает человека традиционных (докапиталистических, другими словами, допроизводящих) обществ. Мы даже договорились до того, что нам мало ведомо, каковым будет произведение именно событийного человеческого бытия. А между тем, уже осмысливая производство,как быподвергая его отрицанию посредством «положительного упразднения» (Маркс), мы могли бы немалое обнажить в событийной практике. К тому же, это «немалое» приведено нами в предложенной книге.
Потому, дабы не быть голословными, постараемся сейчас, снова-таки, обратиться к произведению именно как способу существования событийного человеческого бытия. Ведь именно в этой своей данности произведение выступает развернуто, подлинно, как говорится, «для-себя». Уяснив, хотя бы в сжатой форме существо данной практики, мы сможем составить более конкретное и определенное видение событийного человеческого бытия. Без этого, сказанное выше о нем, как бы повисает в воздухе.
Итак, разберемся в существе произведенческой практики как положительного упразднения практики производящей, как второго подтипа произведения, свойственного именно событию. Благо, в общих чертах мы прояснили, что понимать под произведенческой практикой. Опять же, здесь мы бросим лишь обобщенный взгляд на искомое, коснемся некоторых его моментов. Более шире с произведенческой практикой второго подтипа можно познакомиться в означенной книге.
С самого начала нужно сказать, повторившись, что в данном специфическом способе человеческого бытия в мире преодолевается саморазорванность человеческой жизни. Человек и мир, человек и бытие и сам человек, точно также вещи, на которые он устремляет свою активность, с коими связан так либо иначе, его сознание, — все прекращает свою, как бы атомизированно-поставленную данность. Произведенческая практика не расщепляет вещи на, так сказать, «субъективное и объективное», не отгораживает человека от самого себя и вещей, напротив, все удостоено известной открытостью, сопринадлежностью, соприсутствием друг другу, точно также бытию. Последнее восстанавливает, в свою очередь, соприсутствие вещам. Они потому перестают выступать в оскопленной утилитарно-инструменталистской, манипулятивной данности.
Рынок уже не тоталитаризует вещи в качестве предметов купли и продажи, извлечения прибылей, товаров. Ведь рынок, как и капиталистические производственные отношения, коими он порожден, исчезают. Точно также — отношения стоимостной зависимости.
Во многом это связано с коренным изменением характера труда. Если труд, как и прежде, выступает мерой стоимости созидаемой продукции, он, тем не менее, фигурирует в данном качестве принципиально иначе, нежели производящий труд. Так и должно быть. Ведь созданные предметы являются уже не товарами, с вытекающими отсюда следствиями. Перед нами продукты. Продукт же изготавливается принципиально иначе, чем товар. В нем важно и главенствует не меновая характеристика, выражаемая необходимым рабочим временем, воплощенным в вынесенную на рынок «вещь», в продуктах главенствует характеристика, выражающая свободное время. Это, в свою очередь, означает, что стоимость (цена) продукта уже определяется его служением реализации человеческой свободы. Среди прочего, - возможностей, которые он (продукт) предоставляет человеку для саморазвертывания, образующего осуществления себя. Вместе с тем, продукт призван служить не только человеку, но также тому вещному окружению, природе в целом, куда вписывается. Чем полней в продукте бытие, чем больше света он несет, тем ценней значимей.
Кстати, и содержание (то, что в производящих условиях называется «Зарплатой») человека в произведенческой практике и, основанном на нем событийном человеческом бытии, уже выражает не то, сколько труда человек выложил на работе. Ведь он выкладывается, так сказать, «по способностям». Это содержание определяется тем, сколько ему требуется для своего разумно-нормального образования (потребностями).
Но почему все это происходит? С какой стати продукт служит человеку, вещному окружению, и даже бытию? Как это выходит, что значимость продукта определяется не только присутствием в нем человеческого начала (причем, в форме застывшего труда, что характерно, товарам)? Все просто, и в этом — самое главное! В произведенческом созидании вещи продуцируются прежде всего самой природой. Во всяком случае, человеческому началу здесь принадлежит вспомогательная роль. Так что, стоимость продукции (вернее, значимость, достоинство, нужность) задана и человеческим трудом, — причем, в качестве того, чему еще предстоит воплотиться (трудом в возможности, будущим трудом), — и «трудом» самой матери-природы.
Отсюда, между прочим, понятно: выразить эту значимость в каких-либо количественных (денежных) мерах весьма проблематично, и даже бессмысленно. Стало быть, исчезновение денег с утверждением начал коммунистического миропорядка обеспечивается уже на этом, объективно-материальном уровне. Оно не есть какое-то субъективное пожелание, благая цель людей, но необходимость. Деньги, количественные измерения произведенных продуктов, бесценных по сути своей, просто отпадают, становятся излишними, бессмысленными. Действительно. Разве можно как-либо оценить «работу» бытия? Разве можно описать количественно какое-либо поэтическое произведение! Не условны ли всякие оценки таких произведений, которые производящий человек пытается им присвоить? Не потому ли подобные «цены» серьезных произведений постоянно растут пропорционально времени?..
Произведение, к тому же, с самого начала характеризуется тем, что здесь человекотворчество, человекообразование главенствует во всем, чем бы люди ни были заняты. Человек же, с другой стороны, не сводим к какому-либо функционеру, средству, как это имеет место на производстве. И, разумеется, стоимость, цена трудящегося человека не может быть сведена к цене той функции, которую производящий человек выполняет.
Оплата труда произведенческого человека не может быть сведена к оплате стоимости (цены) рабочей силы человека в соответствующей функции. Эта оплата (содержание) непременно должна быть такой (по величине и качеству), которой бы хватило для потребления человека. Причем, — не как функционера-исполнителя соответствующих работ, но именно как человека. По крайней мере, оплата труда призвана обеспечить эти потребности в разумных пределах.
Что уровень развития производительных сил (автоматизация, роботизация, информатизация, раскрутка творчески-созидательных способностей человека), соответственно, производительности труда может быть достигнут и люди смогут образовываться, формироваться в полном смысле человечески, что общество окажется в состоянии обеспечить все разумные потребности своих членов, что, наконец-то, будет воплощаем принцип «от каждого по способностям, каждому по потребностям», — несомненно. Кстати, уже в современных, капиталистических условиях намечаются проблески такой организации общественной жизни, когда люди больше не получают зарплату в классическом смысле, даже перестают работать. Тем не менее, — имеют так называемый «безусловный базовый доход». Последнего вполне хватает на удовлетворение всех их жизненных потребностей. А если, к тому же, упорядочить, внести элемент справедливости в дела распределения произведенных благ в обществе, уже сегодня можно добиться искоренения бедности и нищеты на планете... Правда, этого еще недостаточно. Нужно добиться и нормального, подлинно человечного образования, осуществления других неоткладных культурных перемен...
Так что произведенческий труд человека (тем более, бытия, матери-природы) не может быть отмерен стоимостными лекалами. Он выходит за пределы стоимостных отношений: взрывает их, требует иных оснований для своей оценки и осуществления..
Предметный мир, как и собственно человеческие реалии, в подлинно произведенческой деятельности утрачивают натурально-личный, персонифицированный характер, что свойственно первому подтипу произведения. Мир вокруг и внутри человека предстает последнему, вызревающему до полноты понимания вершащегося, своей подлинной реальностью, полнотой поступающего соприсутствия.
Творческая деятельность человека, порывает со статусом производящего труда как Work, Labour, trade, Arbeit, фабрикация и т.п., чем предстает в видениях и делах производящести. Он наполняется поэтическим (в смысле сотворчества человека с бытием, матерью-природой) содержанием и смыслами. Как созидательная деятельность, не сводимая к внешне-преобразующему воздействию (act) «вещей» друг на друга, он приобретает деянческий, поступающе-осваивающий облик. Конечно же, такой труд подлинно свободен, перестает носить внешний (вплоть до насилия) характер по отношению к человеку, становится внутренней потребностью самореализации. Вместе с тем, произведенческий труд как высшая осваивающая данность практики есть осознаваемое (осознанное) человеком соприсутствие в ней, следовательно, единящее человека и бытие, начало. Отсюда практика не есть что-то в смысле производства: активность от имени человека (как субъекта). В ней бытие и человек взаимно соприсутствуют, со-творчествуют, почему и образуют событие, событийное движение.
Разумеется, труд как произведение тоже располагает техникой. Но последняя принципиально отлична от техники производящей. Да и статус техники в созидательной произведенческой деятельности иной. Произведенчески-техническая активность не сводима к тому, что предстает техникой в производственном творчестве. Техника, диктуемая механикой вещей, мертвой материей производства, в произведении замещается, если можно так сказать, «техникой от жизни»: конвергентной, природоподобной, аддитивной, естественной. Одним словом, непроизводящей. Перед нами технология, работающая в самых разных направлениях, — нано, био, информационно, когнитивно (НБИК), — которая, по сути нацелена на выход из производства в постпроизводство. Здесь уже не просто самонадеянно перерабатывают, — воздействующе-преобразуя посредством количественного расчета, «голой формы», генерализации, стандартизации, алгоритма, манипуляции, — сколько созидают путем порождения, наращивания, восполнения, во-ображения, на основе вдохновения, мастерского изведения потаенно сущего в открытость, на свет, истину.
Чрезвычайно важно и то. Что в произведенчески-техническом творчестве собственно техническому началу отведена второстепенная роль. Техника не выступает сущностной характеристикой творчества, как это свойственно производству. В произведении техническая активность всецело подчинена гуманным и событийным устремлениям осваивающего созидания.
Произведенчески-практическое творчество, выступает (скажем это, обратившись к терминологии Платона и Аристотеля) разновидностями «tehne» (тэхнэ) и «praxis» (праксис). В тэхнэ, как известно, произведениями (про- дуктами) выступают предметы, окружающей действительности: произведенные из природы, внешнего человеку сущего. В праксисе про-из- вод-ится сам человек: люди, человеческие отношения, связи, качества, поступки, т.е. внутричеловека-сущее.
Опять же, произведенческий праксис не имеет ничего общего с тем, как и для чего фабрикуется человек. И, вообще, - в каком статусе последний выступает в условиях производства.
Нельзя также не заметить, что первая разновидность творчества (предметопроизведение, предметизация) являет и произведение самого человека. Однако, — не в качестве человека, а как мастера соответствующего подразделения про-дуц-ирования предметов. Деятельность проникновения в потаенно-сущее (кстати, не только вовне человека), равно способность разобраться тут, — понять, что и как есть, и извести сокрыто сущее в непотаенность, — не присущи любому человеку изначально. Данная целостность произведенчески-творческих актов приобретаема с опытом, совершенствованием мастерства. Если, конечно, — мастерящая активность налицо. То есть, человек, в принципе, реализует себя произведенчески. И, предметизуя сущее, совершенствуется, обогащается, образуется мастерски сам человек.
Разумеется, этот личный опыт мастера светится в вышедшем из-под его рук предмете. Потому-то, мастер не может не выступать автором, гарантом, ответчиком существования своего произведения (про-дукта).
Надо, далее, понимать, что мастер творит не просто предметы ради предметов, творит не ради самого творчества. Он творит, при прочих обстоятельствах, лично. Значит, не только выражая себя, но также для другого человека. Причем, «другой» присутствует в этом случае не просто вообще, как некая безличность, а именно как конкретное лицо, индивидуальность, этот, определенный человек, общество. Так, собственно, и должно быть. Уже, поскольку творят для человека, связанного с бытием, творят поступающе, бытийно и в высшей степени человечно. Отсюда очевидно: произведение всегда не только носит авторский характер, но и адресно.
Отметим, что об адресности произведения речь должна идти не просто так, что автор произведения лично, лишь кому-то из людей предназначает созданное, но так, что каждый образующийся (потребляющий) данным предметом человек испытывает личную обращенность к себе здесь. Когда живут событийно, предполагающем советскость, соборность людей, демократию со-участия, сотрудничество и взаимопомощь, когда преодолеваются «отношения вещной зависимости», — все это не только достижимо, но становится нормой жизни. См. об этом:

http://filosofia.ru/informacionnyj-m...nie-cheloveka/.

Уже поэтому (и не только) произведенное творение светится теми бездонными глубинами, бесконечными мерами и возможностями, которые в нем от его собственной самости, бытия, человечности. Вот почему произведение никогда не одномерно, неисчерпаемо обнаружениями, влечениями и отношениями, в нем содержащимися. Не от того ли произведение (про-дукт) подлинного искусства, — последнее творит произведенчески, — вечно свежо, вечно ново, значимо и неизбывно! Не перестает открывать нам (и нас) новые грани, возможности, перспективы бытия, развертывания жизни, вещей, самих себя. Не потому ли, как раз, мы воздаем все больше и больше со временем действительно значимому произведению. Если сработанная на производстве «вещь», со временем лишь устаревает, теряет свою цену, то результат подлинного произведения лишь множит разворачивает сокрытые в себе достоинства...
В целях краткости не будем останавливаться на особенностях произведения в качестве праксиса. В другом месте
http://filosofia.ru/perestrojka-obra...acionnomumiru/

мы постарались развернуть данный аспект. Отметим здесь лишь, что произведенческое человекотворчество, по сути, — то же, что и произведение предметов. Хотя, разумеется, имеются и нюансы. Между предметопроизведением и творчеством человека (не мастера), надо думать, различные взаимоотношения. Лишь в событийном человеческом бытии они образуют целостное гармоническое единство, которое, собственно, есть освоение.
И, что важно, в данном единстве как освоении главенствует, подчиняет себе не предметотворчество, а только и только человекотворчество. Не человек существует для вещей (что сплошь да рядом навязывает производство). Напротив, вещи создаются для людей, их общественно-мирной и событийной реализации, для их расширения, роста, освобождения, со-творчества с бытием.
В произведенчески-практическом творчестве, тем более, таком, где предметотворчество и человекопроизведение выступают гармоническим единством, человек, как отмечалось, уже действует (точнее, поступающе творит) не в качестве известного субъекта, коему мир, природа, окружение и он сам противостоит объектом (что предполагает производяще-практическое творчество). Поступая, - будучи событийным человеческим бытием, созидающим со-вместно с бытием, — так живущий человек уже не позволит себе творить действительность исключительно в субъективно-эгоистических целях. Не позволит и себя творить таким же образом. В собственном лице человек творит уже для мира, времени, ответствуя зовам и при-меру бытия, сопринадлежа своему окружению, общественному целому. Лишь в этом смысле он творит и для себя.
Отсюда проясняется: в произведенческой практике человек творит осваивающе и поступающе. Причем, — не просто в собирательном, итоговом смысле. Если, скажем, произведение какого-либо предмета проходит соответствующие этапы-моменты, то дело обстоит не так, что лишь, соединив данные моменты в нечто единое, человек обеспечивает своему творчеству произведенческий, осваивающий характер. В том-то и суть, что каждым своим моментом, везде и всегда про-из-вод-ящий (про-дуц-ирующий) человек созидает осваивающе, не сводя собственную активность к фабрикующе-техническому обхождению с вещами.
Даже, когда известная активность выглядит голой техничностью, простым манипулированием предметами, — поскольку перед нами произведенческое творчество, — активность эта осмыслена и содержательно насыщена отнюдь не производяще: инструментально-техническим обхождением с вещами. Напротив, — высокой человечностью, событийностью, поступающим единением человека и вещей, окружения, всех участников подлинно практического процесса. Тем более, сказанное имеет место при реализации ключевых моментов любой произведенчески-осваивающей активности. Это, как мы знаем,
— осмотрительно-внимательное проникновение в естествующее (природное)
окружение и нахождение здесь потаенно сущего;
— собирание необходимых для одействления его факторов (поводов, «чинов»);
— изведение его (потаенно сущее) на свет, в мир;
— сообщение ему, тем самым, открыто-предметное, лучше, действительно-истинное (алетейное) присутствие. См. об этом как и о многом другом:
https://cloud.mail.ru/public/4bX9/tQpSn9a1Y

sgaliev

Обращусь к 22-му сообщению из нашей темы, где ув. Локтев выражает свое понимание коммунизма. Оно, между прочим, довольно своеобразное и, что важно, заслуживающее внимания. К тому же, как по мне, эти представления от человека, который, видимо, специальных "академиев" насчет коммунизьмов не кончал... Вот, тем оно и лучше. потому, попробую-ка, разобраться, извлечь для себя возможный опыт, смыслы...

Что же, неплохо. Образно сказано, но - само то! Правда, не показано, с какого такого ладу это все придет, и кто нам это самое купание в счастье подарит. И, с другой стороны, "счастье" - это такая тонкая вещь, что, кто знает, как оно возможно, коль скоро несчастье не поможет. Видимо, и в коммунизьмах не так-то просто у людей будет. и там будут свои проблемы. Возможно, они окажутся куда похлеще, нежели наши. Но, верно и то, что у людей тогда и сил будет не так,как у нас теперь. А потому они окажутся способны совладать со своими бедами, горестями, радостями и счастьями. Наконец, того "рая", который обыденное сознание рисует, вслед за той же "Библией" вряд ли коммунизм подарит. Одним словом, будет хорошее общество, где человек сможет, во всяком случае, раскрутиться так, как никогда в прежней истории он этого себе не мог позволить. И будет он жить не подавляемый теми "негораздами", которые мы уже давно несем на плечах своих...


Опять, неплохо! Особенно по части труда и дарения. Опять же, с чего бы это труд станет означенным, откуда это люди возьмут желания, способности и возможности дарить? Как это присвоение, прихватизация будет преодолена? Кто и как преобразит людей? На все эти вопросы Вы, дорогой, не даете ответа. Как говорится, хорошее, желаемое выдаете за реальность...
И последнее. Вы как-то очень примитивно понимаете потребление. Если будет возможным, я в нижеследующих сообщениях постараюсь раскрутить смысл того, что называется "потребление". Сейчас же скажу, что по сути своей, потребление есть не что иное, как образование человека, его сохранение, развитие (ибо сохранять невозможно что-либо, ежели не развиваешь, совершенствуешь, меняешь... Так что, потребление есть элементарное образование человека. И, уж конечно, коммунизм без образования человека, без того, чтобы люди совершенствовались, причем, всесторонне, обойтись не может. Потому, потреблять они будут, несомненно. Но... Верно: не потреблять потребительски, но потреблять самообразующе, растя, преумножая свои способности, возможности и, опять же, потребности. То есть нужду в дальнейшем росте, развитии...
Кстати, вряд ли Вы избавите коммунистического человека от эгоистического начала. Оно ведь нужно каждому в известном смысле и мере...

В этом месте, думаю, Вы не на высоте. Не буду останавливаться здесь, поскольку в других сообщениях уже выразил свое отношение.

Вот, это место нужно было вложить в предыдущий пункт. Причем, разбив его на несколько моментов. в которых отдельно бы сказали о труде, о потреблении, о взаимоотношениях людей как дарящих. Кстати, очень орошая мысль - "дарение". Надо бы ее развить!

Чаю не попьешь, - где силы возьмешь", - слыхали? И, вообще, при коммунизме многое из области духа перекочует в область материальности. И последнее: нечего разделять материальное и нематериальное! Все материально, в конце-то концов... Но по любому, стимулы будут. и они будут довольно иными, нежели в современных условиях, поскольку будет царить общественная собственность, произведенческий труд, соответствующая этика, взаимоотношения меж людьми. Сам человек радикально преобразится. А вы - протаскиваете все того же, да все туда же! Эдак, у Вас ничего не выйдет, дорогой!

Чтой-то тут дюже темно!

Как пока понял, - сплошная ерунда, извините, ладно?
Если что, растолкуйте это и предыдущее положение...

Неплохая мысля!

И это место неплохо! но... Мне кажется, Вы жестоко ошибаетесь, коль скоро пытаетесь изгнать зло из жизни людей, в том числе коммунистических. Оно непременно будет иметь место. Но, и это верно, характер, истоки, природа зла, действительно, существенно переменится. Подумайте, между прочим, о следующей идее: "Зло – застывшее добро”...

sgaliev

Мы, можно сказать, разобрались с ролью труда в плане понимания и становления коммунизма как событийного человеческого бытия, высшей ступени развития общества по общественно-экономическим формациям. Установлено и то, что труд (практика) позволяет раскрывать человека в его подлинности, полноте и глубинной сути как человеческое бытие. Речь о таком уровне развертывания человека, который, снимая другие сущностные данности последнего (человека как природного сущего, человека как общественного сущего, человека как мирового сущего), разворачивает его в связи с бытием (природой, Богом, материей). И, как мы убедимся в дальнейшем, — во времени.
По сути, понятие «человеческое бытие» означает довольно простое: человек живет — творит, сознает, относится к вещам, — при со-участии бытия, со-вместно с бытием. Он, иначе говоря, ходит под бытием. Эту идею давно подмечают почти все религии. А, вот, материалистический подход — далеко не всегда. Диалектический же материализм призван это ограничение снять. И, если, скажем, у христиан и мусульман человек соотнесен с Богом, то у нас, диаматчиков, — не иначе, как с бытием. И, уж конечно, бытие следует понимать принципиально иначе: куда шире, нежели Бога... Точно также — взаимоотношения бытия и человека, которые опосредствуются практикой.
Разумеется, под бытием «ходит», существует, естествует что угодно. Однако, человек в любом случае, живет под бытием иначе, нежели что угодно из всего многообразия сущего. И связи, взаимоотношения человека с бытием тоже далеко не раз навсегда данные: они меняются. Высшей, наиболее развитой формой их и выступает событийное человеческое бытие, коммунизм.
Что такое человеческое бытие, в каких разновидностях оно существует, что представляют эти разновидности, главное, что есть событийное человеческое бытие (в дополнение к сказанному), — у меня написано в ряде вещей. Но всего развернуто — в книге, вышедшей в 2015 году. Называется она «Образование событийного человеческого бытия. Философские основания осваивающего образования» (LAP Lambert Academic Publishing. - 2015, 412 с.). Книга размещена также на философском форуме. Вот ее адрес. Вернее, адрес раздела, где речь идет именно о человеческом бытии, в частности событии:

http://filosofia.ru/osvaivayushhe-pr...-obrazovaniya/

Так что, сделав ссылку на написанное, где, к тому же, событийное человеческое бытие получает расширенную характеристику, мы могли бы двинуться дальше в плане развертывания предстоящих задач. В частности, — осмысления коммунизма (события) под углом зрения других, выделенных нами моментов: собственности, свободы, потребления.
Но прежде, чем совершить этот шаг, остановимся еще на одном, весьма существенном, моменте, относительно которого выше намеревались определиться. Речь идет об опровержении попыток показать невозможность коммунизма, в силу того, что он, мол, утопичен, а потому, несбыточен.
Вернее, доказывать несостоятельность данного утверждения в целях краткости мы не будем, ибо осуществили это в разделе названной работы, на который ссылаемся. Приведем лишь вывод оттуда, что коммунистическая идея, коммунизм, действительно, утопия. Однако, это такая великая «утопия», быть подобной которой, тем более, занять ее место мечтали бы все остальные идеи, коими пробавляется человек, особенно современный. С другой стороны, событийное человеческое бытие для своего утверждения предполагает принципиально иные пути и средства, нежели те, коими до сих пор люди утверждали свои социально-политические, мироустроительные идеалы, цели, смысложизненные устремления. Вот, это мы и попытаемся показать. Еще точнее, покажем, что существующие идеи революционного утверждения коммунизма в современных условиях нуждаются в коренном переосмыслении.
Несомненно, коммунизм как преодоление неотъемлемых атрибутов буржуазного мира (вплоть до самого производства), соответственно, форм капиталистической общественно-мирной жизни, отчуждающих человека, сеющих несправедливость, угнетение, вместе с тем, утверждение подлинно человеческого отношения к бытию, труду, собственности, потреблению и т.д., выражающих спасительное будущее и подлинную историчность, — все это не может базироваться на производстве в наличной данности. Больше, — не осуществимо средствами производящей активности. В частности, — путем обычных реформ, эволюционных преобразований, коль скоро они не будут менять суть того, что есть, устоялось. Утверждение новой жизни, базирующейся на качественно новом типе труда, осваивающе-произведенческой практике, должно вершиться путем революционного преобразования производяще-техногенной практики. Вместе с этим, — основанных на последней, общества, мира. Иначе — из инфернальных тупиков современной кризисности не выбраться. Об осваивающе-событийной самодеятельности людей, следовательно, спасительном прорыве истории в будущее, в событийность просто и речи не может быть. Событийность, действительно окажется одной из рядовых, несбыточных утопий, коими современный мир, как и прошлый, напичкан донельзя.
Итак, «судьба» производства, как и форм жизни, вырастающих из него и на его основе впредь призвана определяться так, чтобы все здесь революционно преодолевалось, замещаясь осваивающе-произведенческими формами жизни. Разумеется, данные революционные преобразования должны, как бы сказал Маркс, осуществляться положительным упразднением. Говоря коротко, это значит: — жизнь должна радикально преобразиться, так, чтобы сохранялись наиболее значимые, непреходящие стороны, ростки нови, будущего. Между прочим, последние уже проглядывают в так называемой «концепции устойчивого развития». По крайней мере, в той ее данности, как она определялась у авторов в начальном изложении, когда она (концепция) еще не была заточена под интересы современной глобально-мировой элиты. Немало значимых идей содержит и, выпущенный недавно, доклад Римского клуба о будущем мира, подготовленный к полувековому юбилею данной организации. Доклад вызвал жаркие дискуссии у мировой общественности. См.:
http://2035.media/2018/01/15/new-enlightenment/

Говоря о сохранении моментов от производства и форм организации жизни в новом миропорядке, надо понимать, что оно (сохранение) должно быть таким, что бы формы и моменты данные в корне изменились. Удерживаемые черты не должны препятствовать, а лишь способствовать революционному преображению наличных условий, влекущих в гибельную бездну. Как бы там ни было, следует настолько обновить сохраняемые формы жизнепроявления от производства, чтобы полностью упразднить злосчастья и коллизии, к которым производящий способ существования приводит современного человека, общество, мир.
Положительное упразднение достигается, прежде всего, путем устранения негативов и коллизий, коими себя современный производяще-капиталистический мир выражает. Еще точнее. Без освобождения данного мира от «изъянов», «злотворностей», несправедливостей, античеловечных и антибытийных устремлений, коими он уже страдает, не обойтись никак. Сами эти злотворные негативы, как понятно, выступают следствиями-проявлениями кричащих противоречивостей в основании буржуазных порядков. Как бы там ни было означенное «освобождение» предполагает производство и основанное на нем общество так революционно преобразовывать, чтобы эта работа велась под спасительным покровом бытия, событийно. А что это значит?
Мы уже знаем, на прежних этапах истории, точнее, при господстве капитализма человек привык понимать и утверждать себя, социальные реалии (как, впрочем, все) самонадеянно, «целе-рационально» (М. Вебер), причем, по технической логике. Свою активность, практику и даже сущность он, соответственно, воспринимает целеполагающей, преобра¬зующей, экспансивно-самонадеянной активностью. Заметим, природа последней восходит к уже знакомому нам «действию». Отсюда, — впрочем, также из ряда других обстоятельств, — произрастает отношение человека к природе, всему сущему, в том числе себе самому, как к объекту волюнтаристской переделки сообразно «вещным», субъективно-потребительским нуждам, целям (производственной пробы).
Полагается, скажем, в отношении общественной жизни, что наличный мир плох, «не удовлетворяет человека». Между тем, он располагает «высшей идеей» (а то и множеством их), причем, как «неоспоримой и безусловной истиной». Ей присваивается статус цели. И человек, руководствуясь данной «истинной целью», «своим действием решает изменить» наличные порядки. Такое изменение, где действительность (общество) качественно обновляется, преобразуется, подгоняемая под, навязываемые ей, субъективные цели, как раз, получает наименование революции.
Как бы при этом в последней не находились, оправдывающие ее, объективные основания, суть дела от этого не меняется и выражает сказанное. В любом случае, революционно действующие люди призваны разрушить мир, обретший в их глазах качество зла, «до основания». А затем, на «обломках» возвести новое общество, людей, порядки, дабы они воплощали их цель, высшую идею. Если даже последняя преобразуемым людям не угодна, народы не нуждаются в ней, — это ничуть не меняет необходимости ее утверждения, вплоть до навязывания сопротивляющимся насильственно.
Так, в основном виделись почти все совершавшиеся в XIX и XX столетиях социальные революции и движения. Империализм, о котором много говорят, выражается далеко не только в экономической области, но также делами области духовной, идеологической, культурной. Во всяком случае, культурный империализм шел в ногу с империализмом в экономике и политике. И выражается он, главным образом, в том, что, изобретаются, находят разного рода высшие идеи, цели, ценности, принципы, «права» и т.п., которые затем навязываются народам, странам, человечеству путем «революционного преобразования» последних, подгонки под эти самые высшие «изобретения». Имперски в этом смысле могли действовать не только партии власти, но также и оппозиционные, любые другие движения...
Как нетрудно видеть, производящий человек и в делах общественного (да и духовного, какого угодно другого) строительства верен себе: тоже действует производяще, с соответствующими следствиями. И, конечно же, именно такая преобразующе-приспосабливающая, утилизующая, чуждая запросам мира и природы, ограниченная лишь субъективными и объективными невозможностями, насильственная производяще-техническая деятельность (прямо называемая «революционной деятельностью»), не может не ввергнуть современную действительность, историю в глобальный комплексный кризис. Мир сотрясается от ее революционных акций неисчислимыми бедами и потрясениями.
Так что, стоя на краю гибельной пропасти от такой революционно-преобразующей активности, следовательно, практики революций, современное сознание уже не может не проникнуться: последнюю нужно революционизировать. Другими словами, отказаться от форм революционного движения и созидания истории, общественной жизни, которые вытекают из производящего характера деятельности, где бы она ни протекала, кем бы ни осуществлялась.
На самом деле. Окружающую действительность, мир, себя самого человеку нет чего узурпировать, переустраивать сообразно каким-то надуманным, невесть откуда взятым субъективным (пусть, даже имеющим объективные основания), целям. По большому счету, целей, ценностей, идеалов, по крайней мере, в классически Нововременном (производящем) смысле уже не должно (не может) быть. В принципе, как верно говорит Ф. Фукуяма, производящий мир уже выдал на-гора все свои идеи и ценности. В нем больше нет никакой созидательной идеи-цели, кроме деструктивных, буйство которых мы и наблюдаем сегодня со всех сторон. Достаточно сказать в данном смысле, — когда становится недопустимым «атомизировать» все и вся, дихотомировать мир на объективное и субъективное, все вещи раздирать на противостоящие и исключающие друг друга крайности, а субъект-объектной, безбытийной картине действительности, метафизике вообще, приходит конец, — отпадает также нужда целеполагающего отношения к вещам. Иначе говоря, следует прекратить навязывание последним какие-либо надуманные волюнтаристски-манипулятивные идеи и устремления. Причем, - заведомо безбытийные в своей основе. Таковы, по сути, любые идеи, ценности, идеалы производящего человека! Если некогда они и несли в себе жизнеутвердительный момент, поскольку производство имело перспективы экспансивного расширения, то сегодня все эти «положительности» полностью выветрились. Нет ни одной идеи, ценности, идущей от производства, которая бы несла хоть что-то служащее жизни!..
Держаться производяще-активистского видения и реализации революций сегодня нет нужды, в конечном счете, потому что, — если неуемная производяще насильственная и разрушительная гонка по-прежнему сохранится, люди, народы, страны будут навязывать друг другу своемерные утилизующие цели и идеалы путем насилия, принуждения, взаимного истребления, войн. А исторический процесс продолжится на стезях безбытийной стихийности, порабощения и угнетения одних народов, классов и сил другими. Окажется тогда, что нечего и некому «завоевывать», присваивать, революционировать. Человечество прекратит свое существование. К тому же, — располагая весьма могущественными техническими средствами.
Даже в пределах одной страны население, народы, социальные движения просто истребят друг друга. Общество развалится в бессмысленной, вместе с тем беспощадной и непримиримой тотальной войне всех против всех, коль скоро не откажется от производяще насыщенных, безбытийных форм и методов политики в своей жизни.
А, с другой стороны, человек прозрева¬ет: иная альтернатива общественного обустройства внешне-навязывающей, насильственно-преобразующей, целеполагающе переделывающей мир, производяще-революционной политике, располагает куда большими предпочтениями и перспективами. Главное — отвечает истине, благотворности. Она естественна, не уничтожает вещи, не калечит и уродует человека, мир. Она не притесняет, напротив, лишь создает условия и возможности для их нормального роста, расширения, всеобъемлющего раскрытия. Что исключительно значимо, — в присутствии и под сенью бытия.
И данной, непроизводящей, точнее, постпроизводящей политике учит не только «набивание шишек» и пребывание в состоянии перманентного шока от тотальной мобилизованности производством (не важно, чего и где) весь XX век. Учат не только негативы опыта человеческого жизнеустроения, какую бы сферу последней, — социальную, политическую, культурную, личную, — ни взять. Учат также происходящие (правда, стихийно, все еще «за спиной» людей) позитивные сдвиги-ростки внутри экономической, социально-политической, духовной и других областей текущей жизни и практики, включая НТП.
Зримые сдвиги-ростки подлинного будущего в наличной действительности, — хоть и не столь очевидные, тем более, не могущие претендовать на нечто от целей, — позволяют, если не рефлектировать, то осязать событийные веяния-откровения. Перед лицом грозящей со всех сторон опасности, идущей от глобализовавшихся уже производственно-технических устремлений, равно в связи с, поднимаемыми последними и нуждами человечества, конструктивными задачами, — трудно не «услышать» спасительные зовы бытия и времени. Во всяком случае, «осмысляющему мышлению» открывается: миром, природой, да и самим собой сегодня человек уже призван (а располагаемые силы и знания созрели) к со-участному бытию созиданию мира, — к процессу бытийно-исторического формирования жизни на Земле. Причем, — формирования, вопреки противодействиям (всеми доступными средствами) мощной производственно-технической инерции, могущественнейших «адептов» прошлого и наличного. Не воспользуется человечество данным открытием на практике, — не дай всходам событийности развиться, создавая максимум благоприятствия их росту, утверждению, устраняя всевозможные препятствия (вплоть до активных противодействий на этом пути), подпитывая, ухаживая за новым «урожаем», создавая условия его вызреванию, соответственно, собирая его, — опять-таки, ждут прежние тупики инфернальности.
Что правда, откликнуться, действенно отреагировать, включиться в обозначенный процесс событийного творчества, увы, совсем не просто! Однако, если человек ищет спасения, хочет быть спасенным, обрести подлинно историческую будущность своему и мира, родины существованию, ему придется-таки, найти в себе силы для такого подключения.
Сказанное выше, разумеется, ничуть не отрицает положение революционного преобразования людьми своей жизни, идею революции вообще. Революции как качественные скачки, сдвиги в общественно-историческом становлении человечества, народов, несомненно, нужны и не устранимы. Вопрос лишь в том, что они тоже, подобно любым другим вещам, переменчивы: происходят не по накатанному, не по одной и той же схеме. Тем более, — не обязательно, насыщенные энергетикой и технологией производящей практики. Если последняя как таковая исторически преходяща, рано или поздно уступает место другой, более зрелой форме утверждения человека в мире, то, тем более, это касается частных форм ее проявления, к коим относится революционная деятельность, производяще протекающая. Вот, в этом смысле, мы считаем, что к революции сегодня, во всяком случае, к сегодняшним революциям следует относиться иначе, нежели, как ее видели и осуществляли до сих пор.
Революции в классическом смысле, как они, например, описаны различными «теориями», в современных условиях бессмыслены, невозможны даже. Повторимся, — очень опасны. Причем, по многим причинам.
Достаточно сказать здесь, что они уже «схвачены» господствующими структурами, власть предержащими. И последние ни в коем случае их не «пропустят». Нынче само слово «революция» в известном смысле даже табуировано. С ним связываются абсолютно негативные смыслы, как, впрочем, и с выражением «терроризм». Революционерами, террористами уже обзывают любого, коль скоро он противник существующего строя, порядка жизни.
Так что, говоря о бессмысленности революций, следует иметь в виду, что речь о них как о производяще протекающих. Такие революционные (производяще-насильственные потрясения), затрагивающие очень многие стороны современной жизни, настолько уже опасны в своей разрушительности, что, действительно, могут привести к необратимым катаклизмам в мире, вплоть до его уничтожения. Самое же главное, разве могут производяще осуществляющиеся сдвиги в общественной, экономической и других областях жизни, по сути своей бесцельные, безыдейные, преобразовать производящие же процессы, отношения, господствующие сегодня повсюду. Социальные потрясения в таком духе, претендующие на «революции» лишь будут разрушать, еще более усугублять наличное положение дел, нежели что-либо исправлять. Именно отсюда, они во всех отношениях деструктивны и очень опасны.
Так что, если и нужны, возможны революции (что несомненно), то под совершенно иным знаком, иным содержательным наполнением, смыслами. Последние бы не разрушали, не уничтожали, не воспроизводили уже имеющееся, не сеяли очередное зло и разор, но, напротив, несли свет, спасение, жизнь, человечность. Так они выступают, осваивающе-произведенчески насыщенные.
Произведенческое насыщение революционной деятельности в свете выше сказанного предполагает, чтобы мир, действительность человеческая не просто изменялись путем навязывания им каких-либо идей и целей, — не важно, откуда и как последние взялись. Развитие, в том числе революционное, должно вершиться примерно так же, как, вообще, естественным путем, самотворчеством утверждается все вокруг: в природе, в жизнедеятельности людей, со-присутствующих бытию. На примере подлинно озабоченной (исцеляюще-пасторской) деятельности, — как призван вести себя сегодня живущий в открытости бытия, событийно, человек, — между прочим, такой процесс самотворчества очевиден.
На самом деле. Речь идет о довольно простом и очень даже часто встречающемся в поведении открытого бытию, спасаемого бытием, событийного человека. Эта деятельность, впрямь, всего ближе напоминает исцеляюще-пасторскую спасительную работу, служение. Ведь, среди прочего, целитель (лекарь, врач) подходит к больному, лечит, спасает, — причем, и телесно, и духовно, — далеко не в целях его преобразования во что-то иное, нежели он есть. Пасторски-исцеляющая, оберегающе-спасительная работа (забота) в том, как раз, и состоит, что здесь делается все возможное, дабы излечить «больного», «заблудшего». Другими словами, вызволить из тех «болячек», нездоровых и пагубных проявлений, коими он уже заразился: страдает его организм, душа, дух. Но разве современное общество, мир не таковы? Разве не нуждаются они в подобном лечении, исцелении?..
Устраняя данные «болячки», «ненормальности», прекращая распадение целостности человека, — тем самым, оздоровляя, выводя на светлый путь, — врач (кстати, весьма любопытна этимология данного выражения, впрочем, как и другого, «пастор») восстанавливает его состояние, возвращает утраченную крепость. Больше того, — даже улучшает, сообщает новые силы и энергию для нормальной и полнокровной жизни.
Разве тем самым, оздоровляя человека (общество, мир), вдохновляя в него силы, волю к жизни, сообщая новые возможности для бытия, — мы не преобразуем его, не совершаем революцию здесь? При этом ведь мы (в качестве пастырей-врачей) не присутствуем в исцеляемой действительности как-либо извне (подобно, скажем, героям-богам известных художественных фантазий). Мы пребываем внутри данной действительности, являемся ее частью, носителями. А потому, совершая целительную работу, оздоровляя и обновляя данную действительность, — разве мы не являемся участниками и вершителями ее (действительности) самотворчества, самоисцеления, порождения, выхода на свет новых качеств, способностей и возможностей исцеляемого предмета?..
Точно такое же самотворчество находимо в любых произведенческих процессах. Человек здесь мастерски сотворчествует: помогает матери природе (а общество, мир тоже природа, пусть и в особенном смысле), приходу в жизнь нови (нового качества жизни, общества, мира). Он (мастер) содействует выращиванию обнажившихся в данном обществе «всходов» подлинно нового, светоносного, подпитывает их, избавляет от «сорняков», наносного, чуждых напластований. Он, далее, «пропалывает» общественное поле по части искоренения здесь очевидного зла, «болячек». Сберегая, сохраняя, создавая нормальные условия росту новаций, подключает для этого в нужном месте и времени бытийствующие силы и средства. С их помощью же, затем, пожинает и одействляет вызревший «урожай», и т.п. Так, незаметно, шаг за шагом, — избавляя свою жизнь от очевидных уже злотворностей, факторов, мешающих нормальному росту и множению ожидаемого «урожая», вместе с природой, бесшумно, не противоестественно, не нарушая ничего в действительности, не вредя ни «полю», ни окружающим вещам, напротив, принося всем пользу, полноту, истинствование, — человек (мастер, пастор, целитель) обновляет свой мир, общество, себя самого. В конечном итоге такого движения по сравнению с исходным пунктом вполне возможны и качественные (революционные) скачки, коренные изменения в жизни. Но все они пришли, случились, как понятно, совершенно иначе, нежели это представляется и достигается производяще-революционной активностью.
Вот, примерно так призван отныне творить, вести себя человек революционер. Он должен для этого, правда вос-питаться до означенного мастерства (целительства). Оно, что верно, так просто, конечно же не дается: приходит благодаря большой работе над собой...

sgaliev

Итак, в делах борьбы и строительства нового (коммунистического) мира следует поступать подобно грамотному врачу, пасторски. Установив квалифицированный диагноз, найдя явления нездоровости, «болячки», что уже мешает, несет зло, определившись с их причинами, — помогать «организму» освобождаться от всего этого. Да, где надо, предложить лекарства, хирургическое вмешательство даже. А где надо и можно, — лишь исправлять положение дел, восстановлением порядка, «исправлением вещей и имен», прекращая безусловное зло. Так, устраняя беспорядок, ложные (и реальные) препятствия, факторы, которые мешают, угнетают органы, организм в целом нормально функционировать, самостоятельно развиваться, жить, — пасторски-врачебное лечение добивается успеха, не только исцеляет, но и обновляет организм, общество.
И начинать нужно с причин, но не следствий. Причем, и с причинами тоже надо быть осторожным: далеко не все тут просто и однозначно. Есть возможность спутать причину с поводом. Есть причины, главные и второстепенные, невидимые, скрывающиеся за рядом других. Есть и такие, которые одновременно и здоровью организма служат. Нередко, одно и то же явление вызывается рядом причин. Случается, что среди множества сходных причин лишь одна та самая, или даже — нет именно той самой, которая выступает подлинной «виновницей». А как часто в общественной жизни дела так складываются, что причина, вызвавшая известное следствие, вскорости сама оказывается следствием последнего. Сплошь да рядом, из-за взаимодействия, посылки и следствия меняются местами. Увы, и так случается, когда «виновница» наличных бед укрывается, трудно уловима располагаемыми специалистами «датчиками» и т.д. Здесь, одним словом, приходится быть очень внимательными, чуткими, осторожными, умудренными. Без осваивающе-произведенческого событийного подхода, предполагающего диалектику, интегральное видение, просто не обойтись...
Верно, во многом дела в обществе, как и организме, протекают ненормально именно из-за возникающих здесь «нездоровостей», перекосов, ошибочных решений, мер, акций. Устранив их, поскольку, как очевидно, все это несет уже зло, собственно, и обеспечиваемо нормальное существование, движение вперед, исцеление «больного организма». Эта общестратегическая установка, вместе с тем, служит и основанием для тактической, заботливой (пасторски-целительной) деятельности, политики касательно конкретного общества.
Так, сегодня (кстати, не только для нашего общества) стало очевидным, нет нужды держаться монетаристской или инновационной навыворот моделей экономик. Нет нужды, — к тому же, в целях капиталистической наживы и господства, — нагнетать экономику, гнать вал, надувать цифрами ВВП, другие финансовые пузыри. Разве нормально извлекать деньги из денег, так устраивать экономическую реальность, когда ростовщический и кредитный капиталы начинают вампирски царить над всей экономикой? А финансовые олигархи («банкстеры») прибирают к рукам глобальность и целеустремленно «очищают Землю» от лишних ртов. Нет зачем, далее, строить экономику, производство, когда выпускается заведомо бесполезная продукция. Того хуже — опасная для жизни не только человека, но и природы. Незачем так планировать хозяйство страны, когда все подчинено каким-то процентам, цифрам, устраивающим, в лучшем случае, лишь производство (а обыкновенно корысть, алчность «хозяев»). Но никак не благо людей, общество, мир. Продукции должно быть лишь столько, там, сколько и где она нужна. И такой, — которая, опять же, полезна, экологична, не нарушает баланс между человеком, обществом и природой. Избавленная от своей «вещной» данности, она призвана служить подлинному развитию человека, обеспечению всем людям достаточных возможностей для раскрытия их потребностей и способностей, не говоря уже о преодолении нищеты, голодной смерти и других лишений.
Точно также, если очевидно, что дальнейшее экстенсивное развитие экономики невозможно, внешние резервы для развития исчерпаны, а между тем, открываются невиданные возможности движения в интенсивном направлении, за счет подлинной инновации, — почему не направить ход дел именно туда?.. А коль скоро это кому-либо окажется «не выгодным», противоречит его корыстным и прочим античеловечным, безбытийным интересам, — почему его не нейтрализовать, лишив, в частности, тех «корыстей» и асоциальных поползновений, коими он страдает!..
И, разумеется, незачем плодить безнравственную экономику с политикой. Нет нужды намеренно нагнетать социальные противоречия, несправедливость, неравенство, господство одних над другими, безудержное обогащение небольшой кучки проходимцев-воров за счет обвального обнищания остального населения, что предполагается набором мер и рычагов так называемого «вашингтонского консенсуса»...
Несомненно и то, что пора покончить с разного рода формами отчуждения человека путем его «вещефикации», утилизации, манипулирования, превращения в средство обеспечения производства и т.п. Существует огромное множество кричащих недозволенностей не только касательно человека, но и системы образования, информатизации, морально-этической сферы, культуры, — собственно, всех сторон современной жизни. «Недозволенности» кричат, — поскольку продолжение дел в том плане, как это до сих пор велось, — неминуемо ведет к невосполнимым утратам, не просто пагубному, но гнуснейшему исходу для всего общества, мира, о чем замечательно говорит в своей небольшой публикации академик Авагян
http://economicsandwe.com/8D545A6C41CD4600/.
Кстати, довольно неплохо констатируются коллизии и недозволенности современного мира и в, упомянутом выше, юбилейном докладе Римского клуба.
Потому-то данные «недозволенности» срочно пора изживать, преобразовывать. К тому же, начиная с причин, которые их вызывают, сохраняют. Первостепенное место в очереди подлежащих искоренению, разумеется, принадлежит «недозволенностям», обретшим глобально-негативный характер.
Но самое главное в данной заботливой работе то, что врачевание, исцеляющее спасение осуществляется всегда при неизменном участии, скажем так, «трансцендентных реалий»: «богов», матери-природы, бытия. Невозможно в принципе пасторствовать, исцелять мир без такого участия. Так, собственно, ближайшим образом высвечены сами выражения «целитель» («врач»), «пастор». Вообще, строить причем, произведенчески, общественно-мирную действительность, отталкиваясь от голой рациональности, к тому же, Нововременного (отпроизводственного) толка, будет совершенно неверно. И, надо заметить, ни одна подлинно философская система не предполагает подобную рациональность. Сродность данной системы с искусством и религией — порука тому. И осваивающе-произведенческое мироотношение не является исключением, напротив, надежной гарантией...
Важно еще, чтобы проводимые «оздоровляющие» меры не служили топтанию на месте, чтобы не обрекали общество на бессмысленное прозябание. Так часто случается, коль скоро у «врачевателей» нет «точных лекал», понимания того что в данной наличности есть, главное, что нужно делать, во имя чего. Хоть нужно творить, устраивать дела в обществе и мире на основаниях целесообразности (как это, впрочем, имеет место и в самой матери-природе), тем не менее, нужна и целеполагающая идея. Другими словами, некий «маяк», веха, нечто, вроде, прожектора, который как бы высветляет вершимое: отсекает, держит в тени ненужное, лишнее. Вместе с тем, — выводит из неведения все то, что ответствует, жизненно важно, служит движению вперед. Без таких идей-целей, образующих «идеологический костяк», установок, настроев, ориентаций, как известно, мир подобен гнусному болоту.
Разумеется, сам «прожектор», конечная цель, высшая идея по мере движения призваны постоянно уточняться, конкретизироваться тактическими делами, не переставая при этом отсваиваться, «убегать в тайну». Тем самым, — никогда не обретать законченную данность, не исчерпываться. Больше. Не обязательно, чтобы они имели форму именно идеи, цели. К тому же, производяще-рационального достоинства.
В этом смысле, пусть и предельно общо, указывая хотя бы некоторые тактические моменты того, на что сегодня непременно должно быть направлено ближайшее движение общества нашей страны, какой идеологией оно призвано руководствоваться ради своего спасения, говорит в недавней публикации академик Глазьев

См.: Сергей Глазьев. Какая идеология поднимет Россию // https://izborsk-club.ru/14644.

То же самое, по сути, выражено в предвыборной программе кандидата в президенты от КПРФ, левых и национально-патриотических сил, П.Н. Грудинина

См.: Предвыборная программа Павла Грудинина — Выборы президента России 2018 // http://president-rf.ru/page/predvybo...avla-grudinina.

Больше того. Эти идеи, цели, установки уже успешно воплощаются Китаем, Индией, странами Индокитая и др., шествующими социалистическим путем. Причем, они идут с учетом своей исторической, геополитической, национальной специфики, творчески развивая учение основоположников социализма и коммунизма, усваивая и практически используя также положительные достижения в области социально-экономической политики и рыночных отношений капиталистических стран. Несомненный авторитет и пример такого строительства являет исключительно плодотворный опыт социалистических преобразований в КНР. И ничто не мешает нашей стране заимствовать данный опыт, следовать за Китаем, равно воспользоваться оправдавшимися на практике примерами созидания нового общества в других регионах, включая Запад. Опять же, — учитывая специфические особенности нашей страны, культуры. Главное — не теряя никак событийную открытость намечаемых мер. Ибо социализмов (которые принято отождествлять с коммунизмом) нынче слишком много. Однако, лишь событийно ориентированный социализм в подлинном смысле может быть увязан с действительным движением к коммунизму, событийности в ее развернутой данности.
Здесь может возникнуть недоразумение. Вроде, выше мы всячески отрицали какие-либо идеи, цели, полагая которые, общество движется, обновляется. Но, вот, довольно много говорим о каких-то целях и идеях (по крайней мере, их аналогах), коими событийное движение должно руководствоваться. Да, так оно и есть. Надо лишь понять, что коммунистическая идея, цель, «утопия» имеет мало что общего с теми классическими целями и утопиями, коими пробавляется производяще-рационалистическая линия.
В моих публикациях, на которые я не раз ссылался, достаточно сказано о своеобразии событийного целеполагания, события как «утопии», в отличие от таковых у производящего (буржуазного) человека.
Дабы не повторяться, заметим здесь, что неся в себе социально-политический аспект, наряду с иными жизнепроявлениями человеческого бытия, коренящимися в едином для всех утопий, основании, событийная «цель» («идея») принципиально отлична от классических (производяще-технологических) утопий своей экзистенциальной онтологичностью. Это, собственно, вытекает уже из описанных выше особенностей событийности. Именно потому термин «утопия» приложим к коммунизму далеко не просто так же как к обычным утопиям. Классические утопии в современных условиях, особенно при постиндустриализме, действительно обессмысливаются. Причем, — как в положительном, так и негативном значениях. Как понятно, коммунистическая идея (коммунизм как «утопия») тем, прежде всего, отличается, что не идет от исключительно человека, не преследует сугубо человечески-самонадеянные, своемерные интересы и устремления. Он с самого начала отбытиен, отвременен и подлинно историчен. Другими словами, коммунистическая идея — также идея (цель) самой истории, природы, если так можно сказать. А сказать-таки, можно, ибо здесь, кто бы и как бы это ни отрицал, целесообразность, разлитая в вещах идеальность, некоторый порядок, организованность, устрой, долженствующее стать, — непременно присутствует, царит.
Таким образом, должное, то, к чему «коммунизм» устремляет людей, — это устремления, зовы, веяния, долженствования, понимание, коим человек призван следовать, коль скоро хочет жить согласно бытию, не вопреки последнему. Следовательно, — не против себя самого, ибо, по большому счету, по своей глубинной сути, человек и есть природа, высший и развитый момент бытия. Для него жить, не согласуясь, не ответствуя бытию, в принципе, недопустимо. Если такая жизнь на известных этапах человеческой истории (например, существующей производяще) дозволена и даже призвана бытием, человек на такое существование послан, то в целом, Тем более, когда человек становится на собственные ноги, никак не позволительна...
С другой стороны, коммунизм как «утопия», строго говоря, перестает быть целью в смысле утопии. Ведь, как мы неоднократно говорили, коммунизм не есть что-то уже готовое, требующее своего безоговорочного исполнения, к чему нужно просто идти как к некоторому конечному пункту. Во многом коммунистические «цели» (понимания, настрои, установки, устремления), коими люди руководствуются, есть то, что складывается в самом процессе строительства, преодоления изъянов, коллизий, коими страдает наличное общество, мир. Вот, в этом смысле даже как-то оправдано, не произносить много и громких слов о коммунизме, — что оно есть, как функционирует, какие там законы, как устроена экономика и быт, — сколько созидать это новое общество. При этом нужно держаться высших смыслов и зовов времени, которые идут от бытия, событийности как таковой. Коммунизм, иначе говоря — это созидание людьми коммунизма. Созидание — в полном соответствии с бытием, с его участием в данном процессе, когда люди это осознают и с пониманием дела со-творчествуютс бытием.
Вообще, событийный человек не живет целерационально, как это свойственно безбытийному человеку. Но, поскольку жить бесцельно для человека невозможно, событийный человек тоже не существует без целей. Его цели, как очевидно, не страдают самонадеянностью, «вещностью», потребительством и проч., что характерно производящему человеку. Так как, обновляющие мир, цели событийного человека, по большому счету, таковы, что одновременно являются «целями» ПРИРОДЫ, субъективная, производяще-техническая целерациональность возводится (или низводится) здесь к тому, как, например, вершится обыкновенно разрешение противоречий, или же, скажем, реализуется естественная взаимодействующая связь детерминации. Так примерно, созидая свою жизнь, строя коммунистический мир сообразно целям и идеям, событийный человек отрекается от целей производяще- рационального свойства, не отказываясь, разумеется, от самой целесообразности и целеполагания.
Рассуждая в таком ключе, мы должны будем согласиться, что и от идей данный человек тоже не отказывается, А значит — и от ИДЕИ события. Вопрос, стало быть, в ПОНИМАНИИ события как ИДЕИ (и даже — цели).
Конечно, для человека, высвободившегося из технико-метафизической рациональности, событийная «идея» не есть идея в строгом смысле (некая цель, ценность, образ высшего порядка) с известными гносеологическому сознанию аксессуарами. Тем более, не есть данная «идея» чем-то вроде трансцендентной «вещи-в-себе», куда люди как бы «наказаны» вечно устремляться, заведомо сознавая ее недостижимость и лишь ЯВЛЕННОСТЬ (И. Кант). Такое представление — самое большее, на что способно новоевропейское метафизическое мышление на пути к истине искомого нами феномена (к событию). Не является «идея» события также некоторой сущностью, обрекающей людей на свою реализацию, будучи первичней их существования. Подобное видение себя и своих призваний в соотношении сущности и существования характерно производственному человеческому бытию в мире. В событийном человеческом бытии, в становлении и процессировании события существование определяет, — выбирает, формирует, осуществляет, из забот и нужд существования вырастает, — сущность (как некоторая возможность самораскрытия существования).
Поскольку интересующая нас «идея» (событие) не выступает перед событийно ориентированным человеком в качестве уже готового и «ждущего» (даже внешним образом) своего воплощения существованием (каждым отдельным человеком, либо сообществом), она как бы формируется, насыщается тут-бытийным содержанием существования заново. Заново выбрать, понять, по-своему строить, жить ею, подняться выше, трансцендируя наличное, «прорастая латентностями и тенденциями» (Э. Блох), свойственными действительности ДАННОГО человеческого бытия, — все это срабатывает одновременно в становлении существования. Все это, возобновляясь, отягощает каждый шаг процессирования последнего. Все это — способ самореализации, самовыражение такого сущего как событийное человеческое бытие, — всегда незавершенного в себе, процессирующего (впрочем, как и все в материальном и духовном окружении человека) возможно-действительной диалектикой. Говоря другими словами (сместив при этом несколько угол зрения), — ЭКСТАТИЧЕСКОЙ ЦЕЛОСТНОСТЬЮ своих экстазов, размещающихся, соответственно, в трех-модусной временной горизонтальной структуре с доминированием будущего.
Но, с другой стороны (ограничимся сим), все означенные особенности суть следствия обнаружения такого замечательного момента человеческого существования, — произрастающего, как справедливо полагают герменевтики, из временности, указанной временной структуры, а также возможно-действительной диалектики (Э. Блох, М. Хайдеггер), — как понимание. К наиболее значимым особенностям последнего относится способность трансцендирования наличного, сущего и устремленность к со-бытийности. А в конечном счете — событийности.
Разумеется, «сущность» (возможности, будущее) может быть сформирована (представлена, артикулирована) также как некоторая идеальная цель. Точнее — «КОНТРАФАКТИЧЕСКОЕ» наличной реальности. Но она про-извод-ится существованием все равно на собственный страх, без готовых стандартов, из его СОБСТВЕННОЙ конкретики, жизни, «глубинных корней», противоречий, проблем. При этом — не неся лишь субъективно-человеческие (не говоря уже о технических) устремления. Зато — органически сочетая интенции времени, бытия, всего человеческого окружения, включая его самого. Она («идея») творится в осмотрительно-внимательном проникновении, собирании и изведении ее (в качестве латентностей и тенденций — правомерно и ТАК сказать) в действительность, Причем, — той экзистенциальной истиной (реальной возможностью), которой она (данная идея) выступает.
При очерченном уже видении коммунистическая «идея» есть не столько цель в метафизическом понимании, сколько движение, отталкивание от наличного (сковывающего), разрешение противоречий, как бы самопроизрастание на-стоящего собственными экзистенциально-реальными возможностями. Так представшая, событийная идея (цель) есть, вместе с тем, забота (во всей полноте смыслов данного экзистенциала). Это забота о сущем вокруг, о будущем (как, кстати, главенствующем и неотторжимом модусе событийного человеческого существования) в сопринадлежности бытию и времени. Достояния от прошлого и настоящего, равно содействие бытия, при всей исключительной значимости их тут, — подспорья, то, что называется объективными условиями. Именно потому человек (общество, люди, человеческое бытие) каждый раз свободно и озабоченно определяя и созидая свою сущность, проникнут экзистенциальной ответственностью, одиночеством, заброшенностью и страхом в связи с ней...
Итак, коммунистическую «идею» человек, живущий событийно, не усматривает в качестве некоей предметности, не сводит к какой-либо затвердевшей форме. Собственно, по другому не может быть. Ведь «идея» как сущность (возможности, можествования) — это то, что непрерывно совершает по большому счету, прогнозируя и утверждая существование. Каждая воплотившаяся предметно, или образно, событийная сущность, каждая, вновь созидаемая «идея» события, для событийно живущего человека (существования) заведомо несет в себе, как должно быть ясно, момент, так сказать, «относительности»: от-своения, отчуждения, убегания в тайну. Причем, — по причинам, исходящим от бытия и времени. А так же — самого человека, его исторической ограниченности, возможностей, неготовности и т.д.
Событийное существование, стало быть, всегда в пути событийной истины, в заботе обретения и созидания своей сущности. Путь этот — его собственная событийная самость. Ведь, к тому же, ни сущность без существования, ни существование без сущности, как бы они ни соотносились, ничего не значат. Они внутренне взаимосвязаны. И дело здесь еще в том, что в событийно-человекобытийной данности сущность и существование не суть какие-то две противостоящие друг другу реальности. Сущность здесь — всегда сущность (возможности, можествования, «проект», будущее) самого существования. Она, можно сказать, органически входит в экзистенциальную (точнее, экс-зистенциальную) структуру существования (как СУЩНОСТЬ СУЩЕСТВОВАНИЯ). Без нее существования в качестве событийной экзистенции еще нет. Вместе с тем, и без существования такого, вне него сущность данная, конечно же, ничего не значит. Таким образом, сущность не противостоит как-то внешне существованию; напротив, выступает главенствующим, определяющим моментом последнего.
Как бы «заземляя» (несколько даже повторяясь) довольно отвлеченные выкладки, можно было бы сказать, что «идея» события, событийного человеческого бытия принципиально отличается от всех других идей обустройства человеческой жизни. Она не ограничивается некоторым состоянием-результатом (чтойности) движения, к коему, как обычно полагается в отношении идей, «предстоит подтянуться» настоящему положению вещей через соответствующую человеческую активность. Событийное человеческое бытие, событие не есть просто общество, мир человека, этап истории (пусть даже бытийно-исторического процесса). И не важно здесь, что оно «более совершенно» и «благополучно», «менее больно» нежели то, где современные люди живут. Событие, как мы уже заключили, — это постоянное движение к событию, движение (трансцендирование) в нем же самом, в событии. При этом перед нами движение, поднимающее существование на преодоление утратившего связь со временем, ставшего безбытийным, бесчеловечным. И потому — ЗЛОМ, НЕИСТИНОЙ, несправедливостью, недостойным. В событийном движении, следовательно, человек не свободен от борьбы со злом, несущим людям и вещам отчуждение, обездоленность, угнетение, нищету и т.п., специфицирующихся применительно к конкретной социально-политической, культурной, бытийно-исторической ситуации.
Событие, движение к нему и в нем вырабатывает, утверждает будущее, несущее более «праведные» условия справедливости, добра, свободного и открытого жизнепроявления каждого человеческого бытия (начиная от отдельного человека, кончая сообществами), природой, всем сущим в мире. Однако, повторимся в который раз, будущее данное «не есть идеал, с которым должна сообразовываться действительность, — как с чем-то внешним ей, тем более, доступным полной рационализации, — а ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЕ ДВИЖЕНИЕ, которое уничтожает теперешнее состояние» с его пороками, источниками зла и неподлинности.
В качестве некоторого результата, выхода из всего этого событийное движение не есть одноразовый акт. «Неутряски» и проблемы человеческой жизни так просто, «одним махом» не изживаются. Событие потому выступает безостановочным выходом (трансценденцией) за уже достигнутое, «отталкиванием себя от самого себя», обновляющим человека и мир процессом. Причем, — не в качестве некоего итога, а постоянно вершащимся.
Как никогда не прекращающийся процесс неуклонного роста событийной человечности, следовательно, экзистенциальной заботы человека о мире, своем совместном событийном бытии, истине, событие «ждет», нуждается в беспрестанном соучаствующе-созидательном (причем, произведенческом) творчестве человека. Речь, повторимся, идет о таком созидании, где человек постоянно пребывает в означенных экзистенциальных определенностях свободы, одиночества, заброшенности, выливающихся в СТРАХ. Страх за то, как он (человек) сбывается в мире: все ли сделано, дабы не ошибиться, правильно ли выбран и выверен путь. Соответствует ли совершаемое зовам бытия и времени и тому, что действительно подобает событийному человеческому бытию, превозмогшему себя в том, как оно уже было доныне. Такой страх, — беспокойство, тревоги, искания, устремленность на выход из обессмысленного наличного, выпавшего из событийной открытости, страх-ответственность, — свидетельствует о неосуществленности «идеи» события. И в каком-то плане даже — о ее утопичности. Но говорит это также о том, что человек шествует верным путем, не потерял правильные и надежные ориентиры. С движением и заботами его о событийности — все в порядке. Пусть даже движение данное не «гарантировано» расчетами на будущее и в этом смысле отдает «несбыточностью» для господствующей в соответствующих условиях формы рациональности. Говорит, наконец, то, что форма событийности, которую человек осуществляет, не будучи захвачен означенным страхом (исканиями, устремлениями и т.д.), — есть ложный путь, помеха, не ответствует времени и бытию, возможностям и заботам человекобытийности.

voxverus

...Становление коммунистической реальности...

Т.н. "материалистическое понимание истории", взявшее на вооружение фаталистическую гегелевскую идею "объективного" /независимого от воли людей!/развития общества, которое порождает и "истинного человека" и коммунизм, помимо прочего, противоречит самой человеческой практике!
В самом деле, в человеческой истории ничего не появляется "само собой": абсолютно все является продуктом сознательной деятельности людей!
Утверждать, что общественное развитие происходит "за спиной людей", - это все равно, что утверждать, что приход людей к воздухоплаванию произошел независимо от их воли и сознания...
У вас слишком много букв! Вспомните Чехова: краткость - сестра таланта.
Отношения по поводу "жизненно-значимых предметов" могут быть самыми различными: судебная тяжба, драка, грабеж, кража, война и пр., но это не есть "отношения собственности".
Собственность вообще не является "отношением". Собственность - это имущество, принадлежащее кому-либо на основе права собственности!
Более того, собственность не является экономической категорией, как не является ею, например, топор или расколотое им полено.
Собственность есть исключительно правовая категория.

NB!!! Поищите в Инете определение собственности как экономической категории, и вы там не найдете ничего, кроме отождествления собственности с экономическими отношениями вообще!!!

Далее, вы повторяете марксистский тезис, что политика и право "прямо зависят от экономики"... Это неверно. Вспомните практику Октября: захват государственной власти, провозглашение нового права и затем экономические преобразования - экспроприация экспроприаторов и проч.
Или знаменитое ленинское:"Политика не может не иметь первенства над экономикой!!!"
Или в общем виде: прежде, чем люди начинают производить, то есть вступать в экономические отношения, они распределяют между собой орудия труда, производственные роли и определяют способ распределения произведенного продукта.
Так что сила права или право силы всегда предшествует "экономическим отношениям"!
Или, по вашему, сначала между рабом и рабовладельцем возникают экономические отношения и только после этого рабовладелец осуществляет насилие в отношении раба?!

???!!!
Если под собственностью понимать имущество, принадлежащее субъекту собственности на основе права собственности, то все эти деления на "частную", "личную", "общественную", "буржуазную" принимают анекдотический характер. Чем отличается буржуазный топор от коммунистического, частный от личного...?!
А другого вразумительного определения собственности вы не найдете!
У вас же собственность является "общественным отношением"; как же тогда называть вашу квартиру, которая является вашей...собственностью!!!
Или вы согласны с тем, что одна и та же "загогулина" может быть одновременно и имуществом и общественным отношением /по поводу этого имущества!!!/