Из жизни демократических юбиляров

[ELEKTRO]

Владимир Бушин
КЛЕВЕТНИК ВО ДВОРЯНСТВЕ
ПИСАТЕЛЮ Борису Львовичу Васильеву, ветерану КПСС, лауреату премии Ленинского комсомола, исполнилось 85 лет. Радость-то какая! Да как же! Вот ведь что в эти лучезарные юбилейные дни мы услышали о нём с телеэкрана, прочитали в газетах и в интернете: "Чистый и добрый человек, русский потомственный интеллигент"... "русский классик, потомственный дворянин..." Чуете? Классик!.. Потомственный!.. Или: "То, что такой удивительный человек встретился мне на жизненном пути, — это счастье. Человек с большой буквы". Слышите? Счастье! С большой!.. "В наши меркантильно-продажные времена он сумел сохранить и честь, и достоинство"... Сумел!.. А тут ещё его прекрасное интервью американской газете The New Times. Как же! Цивилизованное сообщество должно знать.

Но вот что любопытно. Допустим, Маяковский — и это в те-то годы разгула диктатуры пролетариата, когда, как рассказывают Радзинский и Млечин, расстреливали только за то, что на руках не было мозолей! — в ту ужасную пору поэт не скрывал своего дворянства, и не то что в анкетах писал, а даже в стихах орал на всю страну:

Столбовой

отец мой

дворянин.

Кожа на руках моих

тонка...

Представляете, никаких мозолей, и он этого не стесняется. А вот от Михалковых, Юровских, Якубовских и множество других таковских классиков, которые раньше совали нам в лицо свои мозолистые руки, теперь, когда им лет по шестьдесят-семьдесят, мы вдруг услышали, что они дворяне из дворян. Проснулись! Будто новорожденные. С ними и Борис Львович. Странно.

А как о его родителях ныне пропели! "Мать Елена (Эли) — утонченная красавица с грустной улыбкой", видимо, никогда не сходившей с её утонченного лица. Конечно, при такой увесистой утонченности Эли не могла не быть дворянкой. А отец?! "Лев Васильев — кадровый офицер, дворянин. Закончил юнкерское училище". Интересно, какое? Их было тогда всего семь. Мой отец в 1916 году закончил Алексеевское, что было в Лефортове. А Лев Александрович? Если все выпускники юнкерских училищ становились потомственными дворянами, то, черт возьми, я тоже дворянин! Надо герб заказать Илье Глазунову, тоже вроде дворянину.

Но тут нельзя не вспомнить, что не так давно и сам Васильев и его биографы говорили о его дворянстве только со стороны матушки Эли, а у отца кратко указывали только профессию: военный. Как Жириновский: "Отец? Юрист". Например, в биографическом словаре С.Чупринина сказано о Борисе Львовиче: "Родился в семье офицера". И всё. А вот теперь и батюшку пожаловали дворянством. Что ж, в демократической России жизнь не стоит на месте.

Но читаем об отце дальше: "В Первую мировую дослужился до чина поручика". Ну, тут хвастаться нечем, ибо из училища он наверняка, как мой отец, вышел подпоручиком или даже прапорщиком. То есть по табели о рангах 1896 года за войну он поднялся лишь на одну ступеньку: из 12-го класса перешел в 11-й.



НО НЕ БУДЕМ придираться. В общем и целом с родителями классика всё прекрасно и даже трогательно, кроме отмеченных мелочей. А вот в облике самого Бориса Львовича меня кое-что несколько смущает.

Например, их благородие, олицетворение чести и достоинства, что подтверждают газеты, однако, изволят выражаться по адресу своих старших коллег — полководцев гражданской и Великой Отечественной: "Шаркуны, а не вояки!.. Тупицы!.. Дураки!.." Вот так добрый, вот так потомственный!.. Можно подумать, это он разбил Колчака и Деникина, защитил Москву и взял Берлин, что и позволяет ему с этакой высоты вот так выражаться. Да ещё — о своих соотечественниках в беседе с иностранцем для иностранной газеты. Тут я впервые несколько усомнился в его происхождении. В самом деле, не дворянское это дело так буйно вопить. И о ком!

Презрительно и высокомерно влепил "шаркуна" Семёну Михайловичу Буденному, прошедшему в русской армии путь от рядового солдата до Маршала Советского Союза, восьмикратному Георгиевскому кавалеру (пять крестов и три медали), трижды Герою Советского Союза. Да перед ним мелкой дрожью дрожали все Деникины, Мамонтовы и Шкуро, которых они с Ворошиловым во главе легендарной Первой конной гоняли по российским просторам до полного их издыхания или бегства за море. Да ведь, если по совести, вы, Борис Львович, пусть и со всеми вашими двадцатью томами, но при таких оскорблениях героев Отечества не стоите хвоста жеребца Буденного, на котором он принимал парад на Красной площади 7 ноября 1941 года.

А он заявляет американцу: "В первый же день войны Сталин назначил командующих фронтами: Южным — Буденного, Центральным — Тимошенко, Северным — Ворошилова". Во-первых, участник войны должен бы помнить, что тогда были не фронты, а стратегические направления. Во-вторых, военный писатель должен бы знать, что и назывались эти направления не так. А как? Да загляни в книжечку! В-третьих, классик должен бы держать в голове, что произошло это не "в первый же день войны", а 10 июля, т.е. на 19-й день. Что ж это вы, сударь? В одной фразе — столько недворянской чепухи.

А его опять презрительность, высокомерие и невежество раздирают: "Три маршала — рубаки времён гражданской войны!" Ну и что тут достойно возмущения? Самые знаменитые полководцы Великой Отечественной — маршалы Жуков и Рокоссовский — были в гражданскую кавалеристами, т.е. именно рубаками. В воспоминаниях Рокоссовского даже есть рассказ о том, как он однажды в бою рубанул белого есаула. Да и после гражданской командовал кавалерией. И вообще, среди наших военачальников Великой Отечественной было немало и кавалеристов и участников не только гражданской, но ещё и Первой мировой, Германской. Так, среди 43 командующих фронтами участников первой — 40, а второй — 32 (ВИЖ №5'93. C/22-26). Такая же картина была и в немецкой армии. Ведь от тех войн прошло-то всего 20-25 лет. И большинство их участников пребывали ещё в хорошем строевом возрасте. Неужели это непонятно потомственному?

А он дальше с ухмылкой: "Лихие рубаки воевали, как умели". Правильно. А как иначе? И немцы воевали, как умели. И вы, ваше благородие, печёте свои повести, романы, сценарии, статьи, как умеете. И я напишу эту статью, как сумею. Или вы пишете одну страницу, а другую — ваша супруга Зоря Альбертовна? Моя Татьяна — нет, только орфографию поправляет.

Но столбовой не желает отвечать мне, как в Одессе — вопросом на вопрос: "А почему мы меняли командующих фронтами в начале войны?" Какая, мол, кроется тут ужасная тайна? Да никакой тайны. Меняли не только в начале, но даже и в самом конце войны. Так, в ноябре 1944 года Рокоссовского на посту командующего 1-м Белорусским фронтом сменил Жуков, а даже 25 апреля 1945-го, за две недели до конца войны, на моём 3-м Белорусском фронте, уже взявшем Кенигсберг, маршала Василевского сменил генерал армии Баграмян. А почему? Ну, это уж Ставке и Верховному Главнокомандующему было виднее.

А что касается перемен командования в начале войны, то ведь надо же иметь в виду, что когда она началась, Буденному было без малого шестьдесят, Ворошилову — уже шестьдесят, возраст не самый подходящий для любой войны, особенно — той. А события развивались драматически, мы терпели жестокие неудачи, Ставка, естественно, искала — среди других решений — и кадровые, вскоре на высшие командные должности вместо этих маршалов были выдвинуты более молодые талантливые военачальники. Обычное разумное дело.

Так поступают всюду. Например, в мае 1940 года, когда французы терпели страшное поражение, их главнокомандующий генерал Гамелен был заменен генералом Вейганом. И Гитлер после поражения под Москвой отправил 19 декабря 1941 года в отставку фельдмаршала Браухича. Одновременно намахал ещё десятка три с лишним генералов, в том числе таких высокопоставленных, как фельдмаршалы Бок и Лееб, генерал-полковники Гудериан, Гёппнер...

Но самое примечательное в вопросе кадровых перемещений и увольнений вот что: французы в 1940 году поменяли главнокомандующего и других военачальников, но это им, увы, не помогло: немцы пришли в Париж; в 1941-м и позже, всю войну Гитлер без конца снимал и менял командующих корпусами, армиями, фронтами, но немцам это ничуть не помогло: Красная Армия пришла в Берлин; а мы тоже многое меняли и, как уже сказано, притопали в Берлин. Помогло! В чём дело? Да что спрашивать?! Потомственный никогда и не интересовался увольнениями во французской армии или в вермахте, он и не знает о них — ему это совершенно неинтересно, для него главное — бросить тень на нашу армию.

Изо всех советских военачальников Васильев сделал одно исключение: "С большим уважением я отношусь к Рокоссовскому, это мой кумир". Прекрасно. А за что он так уважает Константина Константиновича? Оказывается, тот — "единственный в мире дважды маршал": Маршал Советского Союза и маршал Польши. И что? Инженер человеческих душ, мэтр, как военный писатель, историк, должен бы знать имя Фердинанда Фоша. Неужели не слышал? Так вот, этот Фош был маршалом Франции (1918), фельдмаршалом Англии (1919) да ещё маршалом той же Польши (1923) — трижды маршал!

Зато простого маршала Жукова наш потомственный и столбовой, разумеется, презирает и ненавидит: "Больше всего людей погибло у Жукова, который всё твердил: "Бабы новых нарожают! Вперёд!" Это кому же он твердил — не матушке ли вашей Эли? Очухайтесь, ваше благородие, ничего подобного Жуков не говорил и говорить не мог, это приписал ему ваш побратим Эдуард Володарский на страницах "МК" в беседе с вашим побратимом Дейчем! Да еще сослался на воспоминания Эйзенхауэра "Крестовый поход в Европу". Я предлагал ему заехать ко мне и найти среди 525 страниц место, где есть что-нибудь подобное. Не явился: ведь наглецы чаще всего и трусы. Может, вы заедете, Борис Львович?

Да, в воспоминаниях Эйзенхауэра есть места, посвященные Жукову. Например, упомянув о личной дружбе с русским маршалом, автор отмечал: "Его обычно направляли на тот участок фронта, который в данный момент представлялся решающим... Как ответственный руководитель в крупных сражениях, Жуков за несколько лет войны получил больший опыт, чем любой другой военный нашего времени" (с.521). И добавил в другой раз: "Я восхищаюсь личностью и полководческим дарованием Жукова".

Тут, между прочим, Борис Львович, вам даётся возможность задуматься над своей эманацией вздора о том, что-де у Жукова гораздо больше боевых потерь, чем у других военачальников. Поскольку, как справедливо писал Эйзенхауэр (это, впрочем, давно и так известно), Жукова посылали на особенно важные участки фронта, и руководил он самыми масштабными, решающими операциями, то в итоге, если суммировать, вполне может оказаться, что за всю войну, допустим, у Конева потери меньше. Взять хотя бы контрнаступление под Москвой. В абсолютных цифрах потери Западного фронта, которым командовал Жуков, намного больше, чем Калининского, которым командовал Конев. Но, ваше благородие, у Жукова было 700 тысяч войск, и его фронт, нанося главный удар, играл главную роль в операции, а у Конева — 190 тысяч войск, и его фронт был флангом наступления. Понимаете разницу? И, тем не менее, относительные потери у первого — 13,5%, а у второго — 14,2%. Эти и многие другие цифры, разоблачающие ложь о Жукове, приводит генерал армии М.А.Гареев на странице 129 своей книги "Полководцы победы" (М., 2005). Может, и эту книжечку прислать? Или Зоря Альбертовна заедет?

Вообще же говоря, за редким исключением, мне представляется нелепостью — оценивать полководцев "по потерям". Как можно сравнивать?! Ведь чаще всего под командованием разных военачальников одной армии сражаются силы разные и количественно, и качественно, а противоборствуют им тоже разные силы противника. И театры военных действий, и задачи, даже погода могут сильно различаться. А тут о них судят, как о спортсменах, состязающихся в совершенно равных условиях: допустим, по сигналу "Старт!" они одновременно срываются и бегут по гладкой гаревой дорожке одну и ту же дистанцию. Но это — между делом…

А вот что писал о Жукове ещё один человек: "Когда история совершит свой мучительный процесс оценки, когда отсеются зёрна истинных достижений от плевел известности, тогда над всеми остальными военачальниками засияет имя этого сурового решительного человека, полководца полководцев в ведении войны массовыми армиями". Кто это? Небось, думаете, Зюганов? Нет, представьте себе, тоже американец — историк Гаррисон Солсбери. Так писал он в книге "Великие победы маршала Жукова". Могу прислать вам и эту книжечку. Но — с возвратом, и почтовые расходы за ваш счёт. И, пожалуйста, не слюните пальцы, когда будете переворачивать страницы. Знаю я вас, мелкопоместных. Насажаете пятен.

А впрочем, что нам заморские американцы?! Своих, что ли, авторитетов нет? Вот хотя бы: "С Г.К.Жуковым мы дружим многие годы. Мы познакомились ещё в 1924 году в Высшей кавалерийской школе в Ленинграде... Жуков, как никто, отдавался изучению военной науки. Заглянем в его комнату — всё ползает по карте, разложенной на полу... Он рос быстро. У него всего было через край — и таланта, и энергии, и уверенности в своих силах". А это кто? Небось, думаете, Анпилов? Нет, сударь, это Рокоссовский — ваш кумир. Мнение кумира надо уважать, а вы... Как такой же дворянин Веллер.



ОСОБЕННО свирепо, как все его братья по разуму, Васильев ненавидит, разумеется, Сталина. В один голос с Познером, Сванидзе, Млечиным вопит: "Тупица!.. Не понимал, что такое армия, карту читать не умел". Это — явная попытка перещеголять Хрущёва, уверявшего, что Сталин "воевал по глобусу". Поди, сейчас кремлёвский покойничек ворочается в гробу среди кукурузы. Досадно! Но вот вопрос: вы же сами сразу утверждаете, что Шапошников всё объяснял Сталину по карте, а тот в картах, по-вашему, — ни бельмеса? В самом деле, как, например, вам, ваше благородие, можно объяснить, что такое приличие, порядочность, совесть, если вы в этом, как мне кажется, — ни в зуб ногой?

И смотрите, читатель, до какого исступления доходит этот потомственный: "Легендами овеян "великий Сталин", а он был тупица, дурак похлеще Гитлера!" Что ж это вы себе позволяете, сударь, да ещё в американской газете?! Ладно мы, сиволапые, отступали до Москвы не перед кем-нибудь, а перед тупицей, и на следующий год до Волги — перед дураком? А потом гнали до Берлина опять же этого дурака-тупицу? Да чего же в таком случае стоит победа над ним? Это клевета на всю Великую Отечественную войну.

И вы, Васильев, этими словами дали характеристику не Сталину и Гитлеру, не Ворошилову и Буденному, а самому себе. Именно так! О Гитлере можно сказать много нехороших слов: расист, маньяк, авантюрист, демагог, — но факт, что за 6-7 лет он поднял свою страну и армию до такого уровня, что в две недели разнёс в пух и прах Польшу, в три-четыре — Францию и захватил ещё с десяток стран. Это кто, тупица?

Или вам, дворянин Васильев, "тупица" Гитлер нужен, чтобы изобразить руководителей нашей страны и армии в годы Великой Отечественной шаркунами, дураками и тупицами? Кого и как победили-то? Ну, во-первых, говорит, "накануне войны Сталин расстрелял к чёртовой матери всех талантливых людей". Всех, слышите?! Оставил только Зорю и Борю с матушкой Эли. Им как-то удалось выскользнуть из лап тирана. И что же дальше? А то, говорит, что "часто капитаны командовали дивизиями". Если часто, то назови хотя бы две-три таких дивизии. Не может! И ведь вот уже лет тридцать об этом долдонят на всех демократских перекрёстках, но до сих пор никто не назвал ни одной дивизии. А вот я могу кое-что назвать. Например, вот запись из дневника начальника штаба сухопутных войск вермахта генерал-полковника Ф.Гальдера от 28 августа 1941: "Части 1-й танковой группы (генерал-полковник Э.Клейст) потеряли в среднем 50% танков, части 2-й танковой группы (генерал-полковник Г.Гудериан) — 55%, части 3-й группы (генерал-полковник Г.Гот) — в среднем 55% первоначального количества танков, а 7-й дивизия этой группы — 76%". Это после двух месяцев боёв. А 20 ноября, после пяти месяцев, возможно, как раз о только что упомянутой дивизии записал: "В моей бывшей 7-й пехотной дивизии одним полком командует обер-лейтенант (а должен бы — подполковник или полковник. — В.Б.), батальонами командуют лейтенанты (а должны бы — капитаны или майоры. — В.Б.)". Запомните эти цифры. Борис Львович. Могут пригодиться.

А поскольку, говорит, капитаны командовали дивизиями, "отсюда и потери. Мы потеряли больше всех в войне". Да, больше всех, сударь, но совсем не потому, что у нас неведомыми дивизиями командовали некие поручики Киже, вида не имеющие. В Польше правительство, бросив народ, бежало в Румынию через две с половиной недели после нападения Германии — вот и вся война. Правительство Франции сразу же все города с населением более 20 тысяч жителей и саму столицу объявило открытыми, а через месяц после немецкого вторжения подписало капитуляцию, — какая ж это война? А на землю Англии и США не ступала нога вражеского солдата. О чём тут говорить? А на нашей земле война бушевала три с половиной года, прокатилась до Волги и обратно, больше двадцати городов несколько раз переходили из рук в руки — чего не было ни в одной из дюжины захваченных немцами стран и в самой Германии. К тому же, как ни в одной стране, у нас фашисты имели специальной целью уничтожение гражданского населения.

Их благородие ни о чем этом не слышал своими дворянскими ушами? Он ищет причину наших больших потерь не в характере самой войны, не в немецких зверствах, а в нас самих, и вот нашел ещё кое-что. В царское время, говорит, "армия шла в бой трезвая, а Красная Армия пьяной ходила в бой. Но под мухой нельзя воевать. Трезвый глаз нужен". Такое заявление можно объяснить только возрастом или собственным состоянием "под мухой" во время беседы с американцем. Так, мол, в пьяном виде, распевая "Шумел камыш", и до Берлина дошла, и в Берлин ввалилась...

С водкой дело было по-разному, её выдавали в разных войсках в разное время, но кто ж тебе поверит, живой классик, что лётчик садился за штурвал, летел бомбить врага или вступал в бой, танкист бросал машину в сражение, артиллерист наводил орудие и вёл огонь, сапёр принимался минировать или разминировать дорогу, да и автоматчик шёл в атаку — в пьяном виде. Они что, себе враги? Ведь на войне каждый хотел не только победить, но, между прочим, и выжить. Открыл Америку: "Под мухой воевать нельзя!" Вы где и как воевали, фронтовик Васильев?

При этом юбиляр возмущается людьми, которые "пишут о войне, но не воевали, а если и воевали, то за награды". Да как это можно — идти в бой за награду? Это же вопрос жизни и смерти твоей собственной и твоей родины. Награды лишь прилагались к боевым делам, лишь отмечали их. Им, конечно, радовались, но невозможно представить, чтобы для настоящего фронтовика они были целью.

Нет, говорит, "обилие орденов было у нас совершенно непомерное". И вскрывает зловещую суть этого: "Сталин был щедр на ордена. Он ими прикрывал потери". Это как? Один солдат погиб, его посмертно наградили, его живого товарища тоже — и всё, смерть "не считается"? Или у этого высказывания другая подоплека, личная?

Ведь вот что интересно. При всем "обилии орденов", при всей "сталинской щедрости" у самого Васильева после войны не оказалось ни одного боевого ордена, даже ни одной боевой медальки не нашлось, а только памятные, которые давали в массовом порядке: "За победу над Германией", "За победу над Японией" и т.д. Не в этом ли причина его негодования на "непомерное обилие орденов" спустя даже 65 лет после войны? Видимо, именно так. Ведь не вызывает же у него раздражения обилие полученных орденов и премий чисто литературного происхождения: от премии Ленинского комсомола и ордена Дружбы народов до Госпремии Ельцина и пенсии президента Путина, — всего числом десятка в два.



ТАК ВОТ, много интересного узнали мы в эти юбилейные дни и о собственном боевом пути юбиляра. Все начиналось драматически: "Уже 12 июля 1941 года его взвод попал в окружение под Смоленском. Борис родился в этом городе, и все окрестности были знакомы с детства. И семнадцатилетний мальчишка вывел из окружения 10 человек. После этого бойцы назначили его командиром". Да за такой подвиг он заслуживал если не ордена Красной Звезды, то хотя бы медали "За отвагу". Но — ничего! Впрочем, тут кое-что непонятно. Например, как это "окружили взвод"? Чего его окружать-то? Ведь это лишь малая часть батальона, полка. А их не окружили? К тому же, в армии командиров назначают не бойцы, а вышестоящее командование. И надо бы сказать, командиром чего стал мальчишка: отделения? взвода? А, может, и дивизии — как раз той, давно искомой?

Правда, сам товарищ Васильев рассказал американцу об этом несколько иначе: "Я вообще везунчик. Повезло и на войне. Я попал в окружение, когда наш эшелон разбомбили. Нас везли через Смоленск на Западный фронт. Мы долго выходили, голодали. Но сумели пройти в город Слоним. Эти места я очень хорошо знал, потому что жил там, у деда, который научил меня в четыре года читать. Я у него вырос". Значит, детство везунчик провел не в Смоленске, а в Слониме. "Но сумели пройти" — куда?

Собеседник из "Нью таймс" едва ли знает, что такое этот Слоним, и где он. Но нам-то известно! Это маленький городок в Белоруссии. В конце прошлого века, когда там родился отец Бориса Львовича, он насчитывал 15-16 тысяч жителей, среди которых белорусов и русских было меньше 20%, примерно столько же поляков, а евреи составляли 65%. Соответственно в городе был один костёл, две православных церкви и семь синагог. Не будем размышлять о том, кем был дед Васильева, в честь кого он нарёк своего сына, отца будущего везунчика, Львом и куда водил его по религиозным праздникам, и водил ли вообще.

Главное-то — в другом. От Смоленска, под которым, как говорит писатель, он попал в окружение, до Слонима даже по прямой на самолёте будет километров 500. И не к востоку, не к северу или к югу, а почти прямёхонько на запад. Что ж получается? Все, попадавшие в окружение, пробирались на восток к своим...

То была печаль большая,

Как брели мы на восток, — писал Твардовский, и один лишь потомственный дворянин Васильев пробирался на запад, к далёкому милому дедушке, научившему его читать… Что, вместе со взводом? И что там ждало "везунчика"? Ведь город Слоним был захвачен немцами ещё 26 июня, на четвертый день войны…

Но пока Боря, по его словам, долго пробирался к дедушке, немцы 16 июля захватили Смоленск, фронт ушел ещё дальше на восток. И вот о том, как он встретился, а потом простился с дедушкой, как из Слонима верст 600-700 потом всё-таки добирался на восток, как и где переходил линию фронта, писатель почему-то американцу не рассказал, а сразу приступил к самому важному: Сталин — тупица…

Просветив на сей счёт собеседника, наш фронтовик перешел к рассуждениям о войне вообще в таком духе: "Война пахнет трупами, и больше ничем. Ни-чем!" Но так ли это? Нет, совершенно не так. Все войны имеют запах, но — разный. Конечно, без жертв не обходится ни одна война, но у каждой есть основной, всё перебивающий запах или даже два, а то и несколько. Когда, например, две, а то и десяток стран схватываются в жажде сцапать новые территории или богатства, то эти войны не пахнут ничем, кроме трупов и мерзости. Так пахли хотя бы войны за испанское наследство (1701-1714), за польское наследство (1733 -1735), за австрийское наследство (1740 -1748), за баварское наследство (1778-1779). Так же отвратительно пахли 9 (девять!) англо-испанских войн 16-18 веков за морское владычество.

Но бывали войны, которые с разных воюющих сторон пахли по-разному. Например, три англо-афганские войны: в 1838—1842, в 1878—1880 и в 1919 годы. Во всех этих войнах над английскими войсками стоял душный запах жадности, высокомерия и злобы, а над афганцами — дух патриотизма, мужества и свободы. Потеряв сотни тысяч своих солдат, англичане три раза вынуждены были сматывать удочки. Такие же столь различные запахи витали над Мексикой во время американо-мексиканской войны 1846-1848 годов, в результате которой США оттяпали почти половину территории своего соседа. Подобных примеров можно привести множество. Совсем недавние — у всех в памяти: агрессия НАТО во главе с США на Югославию, Афганистан, Ирак...

И Великая Отечественная война со стороны немцев пахла расизмом и высокомерием, разбоем и душегубками, грабежом и злобой, жадностью и человеконенавистничеством. А над Красной Армией, над всем Советским народом витал дух любви к родине и мужества, самоотверженности и свободы. Васильев, к сожалению, ничего этого не учуял, и дедушка ему не подсказал. Да, да, говорит, только запах трупов. Ведь и "остановили немцев только телами убитых, просто телами".

Возможно, американец и хотел тут спросить: "А что же делали танковые войска, авиация, артиллерия, "катюши"? Или их не было, и это — лишь сталинская пропаганда?" — но не решился: ведь перед ним сидел живой классик! А если бы спросил, то, вероятно, услышал бы: "Танковые войска? Они как раз и подвозили трупы. И самолёты тоже загружались трупами и сбрасывали их на немецкие позиции, буквально заваливали, так что немцы в страхе бежали в свой фатерланд".

Но услышал американец вот что: "Мужчины рождены, чтобы умереть в бою". В устах 85-летнего "везунчика" эти мужественные слова прозвучали особенно убедительно.

На этой героической ноте беседа и закончилась, но из фильма по телевидению мы узнали ещё много интересного и драматического в жизни юбиляра. В частности, о том, что в жизни и в творчестве Васильева достойное место, естественно, заняла еврейская тема. Ну, прежде всего, жена писателя — еврейка. Я не стал бы этого касаться, если бы в юбилейном телефильме он не был поднят и заострён самой Зорей Альбертовной, а продолжен и развит в интернете: "1953 год стал серьёзным испытанием на прочность семьи Васильевых. После раздутого Сталиным "дела врачей" в стране началась мощная антисемитская кампания. От Бориса требовали либо развестись с женой, либо сделать доклад о борьбе с космополитизмом. Он отказался. Его исключили из партии".

Чудны дела твои, Господи! Во-первых, жена работала вместе с мужем — на испытательном танковом полигоне, и в первую очередь проклятые антисемиты должны были уволить её, но почему-то не уволили. А какой же смысл требовать развода с женой, потенциальной шпионкой, если она сама оставалась работать на полигоне? Во-вторых, разве сделанный Васильевым доклад о космополитизме мог помешать шпионажу со стороны его супруги, в котором ее подозревали проклятые антисемиты — в отличие от тех антисемитов, которые принял и его, и жену-еврейку в Бронетанковую академию? Наконец, если бы даже её уволили, а он развелся с ней, то разве не мог он передавать ей шпионские сведения и при наличии в паспорте штампа о разводе?

И вот за отказ развестись или сделать доклад героя-фронтовика исключили из партии. Извините, Зоря Альбертовна, может быть, Бориса Львовича когда-то за что-то действительно исключали из партии, членом которой он был, по одним данным, с 1952 года (Писатели Москвы. М., 1987), а по другим — с 1972 года (Отчизны верные сыны. М.,2000). Но — за неразвод? За недоклад? В таких случаях я обычно говорю: поищите дураков в другой деревне.

Это, пожалуй, и всё, что хотелось сказать по поводу юбилея Б.Л.Васильева и его интервью американской газете. Чем же нам закончить, читатель? Вы не против, если я просто еще раз повторю то, что было в начале? Ну, вот: "Дворянин, интеллигент, потомственный русский офицер, литературный классик, сумел сохранить честь и достоинство, удивительный, чистый и добрый человек, Человек с большой буквы, встретиться с которым — счастье..." Что ж, никому не возбраняется думать именно так.
ЗАВТРА №27