Славуты сын беларускае зямлі - яе абаронца і нацыянальны герой генерал Станіслаў Булак-Балаховіч.

[Миклуха]

...Биография этого человека запутана настолько, что даже официальных дат рождения у него две - 23 февраля (10 февраля по старому стилю) или 29 января 1883 года. В истории он известен как Станислав Никодимович Булак-Балахович, хотя настоящая его фамилия - Балахович, также он известен под фамилией Бэй-Булак-Балахович. Это был выдающийся во всех отношениях политический авантюрист, участник Гражданской войны в России и просто военный преступник, грабитель и погромщик.

В своих мемуарах Булак-Балахович писал, что родился в поместье Мейшты недалеко от местечка Видзы Ковенской губернии (в настоящее время - Витебская область), в семье кухмейстера (повара) местного помещика и его горничной. Согласно армейскому послужному формуляру он происходил "из крестьян" Ковенской губернии. Смутность и несовпадение данных о месте, времени и обстоятельствах рождения в дальнейшем породили в кругах белогвардейщины инсинуации о его еврейском происхождении. Отец его - Никодим-Михаил Сильвестрович Балахович, из мелких (безземельных) польских дворян, мать - Юзефа Балахович (в девичестве Шафран или Шафранек). По данным польского личного дела оба родителя - католики, по "царскому" формуляру - отец якобы православный, сам Булак-Балахович - то православный, то католик, видимо в зависимости от обстоятельств. Отец после рождения Станислава уволился с должности кухмейстера и в 1884-1889 годах (неточно) был помещиком, приобретя имение Юдуцыны в окрестностях Шарковщины, затем продал (по другим данным - якобы подарил родственникам) поместье и стал арендатором фольварка Стакавиево (Стаковиево) Браславского уезда (что интересно, в тех местах и тогда, и в прошлые века что белорусы, что поляки крайне редко становились арендаторами фольварков). У Булак-Балаховича было еще два брата и шесть сестер.

Биография Булак-Балаховича в целом крайне запутана и полна противоречий. Так, якобы он учился в Новоалександровской школе (Новоалександровск - после 1918 года Зарасай, Литва), а затем в частной польской гимназии св. Станислава в Санкт-Петербурге (при этом никак не усматривается - каким именно образом он мог оказаться в Петербурге). В своих мемуарах он утверждает, что учился четыре года на агронома в коммерческом училище в Бельмонтах (Бяльмонтах), что выглядит гораздо более правдоподобным, хотя опять же ничем не подтверждается, в "царском" формуляре сведений об образовании нет вообще. Ориентировочно в 1902-1903 годах он (по его собственным словам) пытался работать по специальности - агрономом, в 1903-1904 годах якобы устроился бухгалтером к подрядчику на строительство железной дороги, хотя сам он так ни в одном документе и не указал - что это была за железная дорога и на кого конкретно он работал. Зато вполне достоверно установлено, что в 1904 году он нанялся на работу управляющим в поместье Городец-Лужский графа Платер-Зиберга (по другим источникам - Плетер-Зиберга, Платера, Плятера) в Дисненском уезде. Якобы помещичьи крестьяне сразу стали называть 21-летнего управляющего "батькой" за его заступничество перед хозяином (который бывал в этом своем имении крайне редко), но что бесспороно - он обладал реальным талантом управлять крестьянской массой. В 1905 году он женился на дочери местного доктора девице иудейского (по его словам - католического) исповедания Генрике (Генриетте) Гарбель, от которой у него была дочь Елена (Алдона) и два сына - Медард (Юлиуш) и Генрик (Мартин). В 1913 году он бросил жену, позднее утверждая, что якобы развелся с ней, однако в действительности она умерла в 1918 году.

Якобы с началом Первой Мировой войны ушел добровольцем на фронт, однако в действительности только в ноябре 1914 года по мобилизации поступил на службу во 2-й лейб-уланский Курляндский Императора Александра II полк (вопреки распространенному заблуждению, полк не был причислен к гвардии, входил во 2-ю дивизию армейской кавалерии. Он пришел в полк в составе пополнения, когда часть была отведена на переформирование после катастрофы в Восточной Пруссии (тогда полк входил в 1-ю армию генерала Ренненкампфа). В июне 1915 года благодаря наличию образования произведен в младшие унтер-офицеры (это звание в то время примерно соответствовало званию младшего сержанта в современной российской армии). Через некоторое время (по его словам - буквально сразу после производства) получает пулевой ранение и, после излечения, в ноябре 1915 года переводится в Особый (партизанский) кавалерийский полк при штабе Северного фронта, совершающий систематические рейды по немецким тылам. Странными в этой ситуации выглядят два обстоятельства - он утверждал о ранении разрывной пулей (чему в принципе соответствует и длительный срок излечения - свыше четырех месяцев), хотя в действительности пули этого типа на том участке фронта германскими войсками совершенно достоверно не применялись. Возникает подозрение, что на самом деле он просто уклонялся все это время от возвращения в полк, участвовавший в тяжелых боях и несший значительные потери. Второй странный момент - необычайно длительное время службы нижним чином до производства в унтер-офицеры. Дело в том, что русская армия с первых месяцев мобилизации испытывала катастрофический некомплект низшего и среднего комсостава, а со своим образованием Балахович вполне мог быть произведен и сразу в офицеры, причем гораздо раньше. То, что это не произошло - может косвенно свидетельствовать о наличии неких существенных препятствий для производства, наиболее вероятные из которых - либо отсутствие образования, либо систематические нарушения дисциплины. Видимо эти же причины послужили веским основанием для командования полка, чтобы избавиться от "проблемного" унтера. В период до февраля 1916 года Балахович, служа в партизанском полку легендарного Пунина, производится в подпрапорщики, затем в зауряд-прапорщики (неточно). В партизанских частях русской армии такая практика была весьма распространена, после возвращения из успешного рейда обычно всех унтеров производили в подпрапорщики. Учитывая два производства, можно полагать, что Балахович побывал как минимум в двух успешных рейдах, что не расходится и со сроками операций. За ранение он получил георгиевскую медаль, за время службы в партизанском полку - знаки отличия Военного ордена (солдатские георгиевские кресты) 4-й, 3-й и 2-й степени, благодаря чему и в соответствии с существовавшей тогда практикой ввиду острого некомплекта младших офицеров в мае 1916 года был произведен в первый офицерский чин корнета. Якобы одновременно с этим был награжден Аннинским оружием (орден св. Анны 4-й степени, знак ордена носился на эфесе холодного оружия), однако факт этот вызывает большие сомнения, поскольку в разных документах он варьирует дату награждения от 1915 года (когда он заведомо не мог быть представлен к этому ордену) до 1916. В годы гражданской войны его недоброжелатели утверждали, что он просто присвоил приглянувшееся оружие с надписью "За храбрость", принадлежавшее расстрелянному лично им офицеру. Позднее в польских документах он указывал, что был награжден орденом св. Владимира 4-й степени с мечами, св. Станислава 2-й степени (что было невозможно по статуту) и св. Анны 3-й степени, однако объективно эти данные ничем не подтверждаются, хотя во время службы в польской армии он и носил планки этих орденов. С другой стороны, совершенно непонятно, почему он утверждал о наличии у него орденов св.Станислава и св. Анны (причем св.Анны 3-й степени - в количестве до трех штук), которыми он в принципе не мог быть награжден на тот момент просто в силу действовавших правил награждения, но в то же время никогда не носил впоследствии планки солдатских георгиевских крестов, считавшихся весьма почетной наградой даже для офицеров. В силу этого не исключено, что вообще все ордена Балаховича были попросту выдуманы им в позднейшее время, недаром он постоянно путал их количество, в отдельных документах доводя число орденов до шести, что выглядит уж совсем невероятным исходя из принятой тогда практики награждений младших офицеров (корнет мог быть награжден максимум двумя орденами, включая и аннинское оружие, поручик - максимум четырьмя, причем с обязательным производством после этого в следующий чин).

В июне 1917 года в условиях революционного разложения армии был избран солдатским комитетом командиром эскадрона и в связи с этим якобы произведен в поручики (по другим данным - штаб-ротмистры) неким заезжим военным комиссаром Временного правительства. Затем по его версии находился в Петрограде на излечении (хотя сведений о ранении нигде нет и сам он их не указывал), но к моменту большевистского переворота почему-то оказался далеко в тылу - в Луге, где с частью своих бывших солдат сколотил нечто среднее между бандой и отрядом, и взял под контроль ближайшие окрестности. В результате большевики, не имея реальных сил в том районе, сочли за благо легализовать существование отряда, и с февраля 1918 официально назначили Булак-Балаховича командиром Лужского партизанского (1-го Лужского) конного полка, позднее полк был реорганизован в 3-й Петроградский кавалерийский. В этом качестве отряд Балаховича жестоко подавил летом 1918 года первые антибольшевистские крестьянские восстания в окрестностях Луги и Пскова, вызванные действиями продотрядов. Позднее председатель Псковского губисполкома докладывал об этом на съезде советов:

"... отряд вел явно провокационную работу в деревне. На его зверские "реквизиции" и вообще его манеру от крестьян постоянно приходилось слышать жалобы. Когда вследствие этого поднималось крестьянское восстание, Балахович ехал и усмирял его со страшной жестокостью..."

С усилением белого движения и одновременным ростом репрессий со стороны органов ЧК Булак-Балахович пришел к выводу о необходимости перейти на сторону белых. Ключевым фактором для принятия этого решения послужило то, что Булахович окончательно истощил терпение большевистского командования, причем даже не столько бесчинствами своих "партизан", сколько хроническим казнокрадством и приписками - при реальной численности своего отряда едва в полтысячи человек он получал довольствие на тысячу двести, что и послужило основанием для решения об аресте Балаховича. Однако он опередил события и, послав для отвода глаз в Петроград своего ординарца, в начале ноября 1918 года по договоренности с представителями Отдельного Псковского добровольческого корпуса перешел с большей частью полка (около четырехсот человек) на сторону белых и прибыл в Псков, где представился штаб-ротмистром и за дезертирство из Красной Армии был сразу произведен в ротмистры. По случаю своего перехода к белым он распространил листовку следующего содержания:

"Братья-крестьяне! По вашему призыву я, батька Балахович, встал во главе крестьянских отрядов. Я, находясь в среде большевиков, служил Родине, а не жидовской своре, против которой я создал мощный боевой отряд. Нет сил смотреть на то, что творится кругом: крестьянство разоряется, церкви, святыни поруганы, вместо мира и хлеба кругом царят братоубийственная война, дикий произвол и голод. Из школ выброшены иконы, и детей с малых лет хотят воспитать в хулиганстве: сыновей наших силой оружия заставляют идти в армию и вместе с наемными китайцами гонят убивать своих же русских людей. Час расплаты близок, гнев народа растет. Целые области освобождены уже от своры международных военных преступников. Все страны мира идут против них. Братья, я слышу ваши желания и иду на помощь вам, обездоленным, разоренным. Объявляю беспощадную партизанскую войну насильникам. Смерть всем, посягнувшим на веру и церковь православную, смерть комиссарам-красноармейцам, поднявшим руку против своих же русских людей. Никто не спасется. С белым знаменем впереди, с верой в Бога и в свое правое дело я иду со своими орлами-партизанами и зову к себе всех, кто знает и помнит батьку Балаховича и верит ему. Тысячи ваших крестьян идут со мной, нет силы, которая может сломить эту великую крестьянскую армию. Атаман крестьянских партизанских отрядов батька Балахович".

При этом на службе у красных "партизаны" Балаховича не только зверскими методами подавляли малейшие проявления недовольства крестьян, но и не брезговали грабежами того же сельского населения, и при переходе к белым смоги благополучно сохранить большую часть награбленного. Один из офицеров белого Псковского добровольческого корпуса, командир батареи подполковник К. К. Смирнов, так описывал появление отряда Балаховича во Пскове:

"2 ноября Псков вдруг наполнился шумом и гамом. На улицах появились какие-то субъекты, одетые в красноармейскую форму, с развевающимися лохматыми шевелюрами и наглыми манерами...

Люди Балаховича принесли из Совдепии крупные суммы денег... Над Псковом стоял дым коромыслом... улицы были полны компаниями балаховских молодцов, пьяными голосами дико оравших на улицах песни".

Пользуясь тем, что реально он располагал в Пскове наиболее крупными военными силами, Булак-Балахович практически сразу фактически устроил мятеж и добился смещения командира добровольческого корпуса генерала А.Е. Вандама, а новый командир корпуса полковник Г. Г. Неф чтобы утихомирить "батьку" произвел его в январе 1919 года в подполковники. В феврале 1919 года отряд Балаховича номинально вошел в состав Северного корпуса под командованием генерала А. П. Родзянко. В ходе боевых действий против красных отряд отличался особой недисциплинированностью, неоднократно срывал своими действиями общие операции корпуса (что приводило к большим потерям в других частях), зато прославился особыми успехами в "реквизициях", совершая систематические налеты с целью грабежа на различные хозяйственные объекты. Где-то в это время Балахович женится вторично, на остзейской баронессе Герде фон Герхард, от которой у него было две дочери - Софья и Мария. В мае (по другим данным - в апреле) 1919 года был произведен в полковники, к началу общего наступления Северо-Западной армии генерал Родзянко попытался устранить Балаховича из полка (чтобы хоть как-то ограничить бесчинства "партизан"), назначив его на формальную должность инспектора кавалерии корпуса, но это не дало желаемого результата. Провалилась и попытка провести ревизию хозяйственной деятельности "батьки" - также как и у красных, у белых он занимался казнокрадством и приписками, а мародерство в отряде был просто нормой - собственно для того в него и шли "героические борцы за белое дело". Однако ревизия не состоялась - под угрозой физической расправы со стороны "партизан" ревизорам из числа офицеров добровольческого корпуса пришлось позорно ретироваться.

С началом наступления Северо-Западной армии белых на Петроград Балахович оперировал на вспомогательном гдовско-псковском направлении, имея под командованием Балтийский полк и свой отряд, поделенный им на два "полка", что дало ему право именовать себя то "командиром корпуса", то "атаманом всех крестьянских и партизанских отрядов". 29 мая 1919 года соединения Балаховича вступили в Псков, уже занятый к тому времени частями 2-й эстонской дивизии. Вот как описывались эти события в псковской газете "Новая волна" от 31 мая 1919 г. (??? Видимо, здесь имеется в виду опубликованная ранее на сайте "Псковская держава" статья из газеты: "Новая Россия". Псков. 31 мая 1919 г. - И. Е.)

"ВЕЛИКАЯ ВОЛНА

Старый вольный Псков всегда воротами коренной необъятной России.

Твердыни тысячелетних каменных башен над Великой рекой искони были сторожевым оплотом воли, силы и свободного государственного устроения многомиллионного русского народа.

С высоты Псковского Кремля, с площади псковского народного веча издавана широко гремели и разносились вещие слова, отклики лучших надежд и чаяний народной воли и доли...

Вчера, 29 мая 1919 года, ворота эти широко распахнулись навстречу великой волне, несущей за собою мир, хлеб и освобождение новой демократической России.

После бесконечного шестимесячного кровавого царствования убийц и предателей большевиков, в древние стены Пскова вступили вчера народные белые войска, геройские части отряда подполковника Булак-Балаховича.

Среди долгого безлюдья и разброда последних лет у нас есть наконец имя, вокруг которого, как вокруг знамени, собираются широкие массы народные.

Это имя "батьки", имя легендарного атамана крестьянских и партизанских отрядов Балаховича…

Этому имени, честному и грозному имени непоколебимого и непобедимого бойца за освобождение и новое свободное устроение России беспрекословно повинуются все по обе стороны фронта.

- Я командую красными ещё более, чем белыми, сказал батька в своей приветственной речи пред двинувшимся навстречу ему чуть ли не целым Псковом: красноармейцы и мобилизованные хорошо знают, что я не враг им и в точности исполняют мои приказания.

Величественную небывалую картину представляла и сама встреча.

Когда на речной глади показались суда батьки-атамана, когда на носу передового судна обрисовалась его всем знакомая фигура - взрыв приветствий, громовое ура, клики восторга и радости потрясли собравшуюся на пристани многотысячную народную массу.

Дети и старики протягивали руки, женщины плакали.

Во главе народа, рука об руку с комендантом области полковником Куражевым батька в экипаже двинулся к зданию комендатуры на военное совещание.

Толпа всё прибывала и прибывала.

Тысячи людей запрудили сад перед зданием, до отказа заполнили площадь.

При выходе батьки бурная радость народа проявилась в ещё более грандиозных формах.

Балаховичу не дали кончить его речи - толпа подняла его на руки и с криками "ура" понесла через всю собравшуюся людскую массу к его экипажу…

- Я воюю с большевиками, говорил батька, - не за царскую, не за помещичью Россию, а за новое Учредительное Собрание…

- Я предоставляю обществу свободно решить, кого из арестованных или подозреваемых освободить и кого покарать.

- Всех, за кого вы поручитесь, я отпускаю на свободу. Коммунистов же и убийц повешу до единого человека!..

Гражданское устроение Пскова и области передано атаманом Балаховичем Общественному Гражданскому Управлению с г. Ивановым во главе…

Гражданское Управление приступило к работе. Цены на продукты упали уже сегодня чуть не наполовину.

Отряд Балаховича растёт, как снежный ком.

В его армию поступают все наиболее энергичные и преданные сыны Родины.

На его сторону красные переходят целыми полками…

В старом Пскове вчера совершилось великое. Поднялась великая волна, которая неудержимым потоком несётся к сердцу Земли Русской…

С нами Бог! С нами народ! Знайте и покряйтесь, убийцы!.."

На подконтрольных территориях Балахович практиковал еврейские погромы, массовые публичные казни, в которых лично принимал участие, реквизиции, практически официально печатал фальшивые деньги. В штаб генерала Родзянко поступило из Пскова сообщение, где помимо прочего говорилось следующее:

"По инициативе г. Афанасьева Батька выписал Тешнера, который приготовил клише для 40-руб. керенок.

В гостинице "Лондон" в N 1 была открыта экспедиция, в том же номере был водворен и посажен под охрану двух солдат (вооруженных), которые стояли у дверей, г. Тешнер, сделавший попытку к побегу и возвращенный из Печер обратно в Псков. Оттуда экспедиция была переведена под непосредственную охрану районного коменданта Куражева, где она и процветала, пока там были Куражев и Афанасьев. Все это велось под непосредственным руководством Стоякина, который повесил одного из писарей за слишком хорошее знакомство с делами экспедиции.

Печатание денег производилось в доме Коммерческого банка (в Пскове) под помещением районной комендатуры. В помещение экспедиции допускались только полк. Якобе, полк. Стоякин и корн. Якобсон.

Печатал мастер Богоприимцев. По этому делу Стоякин хотел расстрелять пор. Андреева. В этом деле принимали еще близкое участие, кроме указанных лиц: подполковник Якобе, ротмистр Звягинцев, полк. Энгельгардт, корн. Якобсон, сотник Корчагин. Интересные данные по этому делу могут дать: бывший комендант Штаба Батьки прап. Шаров, содержатель гостиницы "Лондон" Ильяшев, подпор. Евгений Александрович Андреев, шт.-капитан Александр Иванович Протопопов и Николай Ильевич Валек ..."

В Пскове наиболее ярко проявились психические девиации и садистские наклонности Балаховича - он не просто лично участвовал в казнях, а при всяком удобном случае превращал их в публичное театрализованное действо. Вот как позднее об этом писал корреспондент газеты "Русские ведомости" кн. Львов (Л.Львов. На деревенской телеге.//"Последние новости", N 121, 1920.):

"Мы ехали по району, оккупированному год тому назад знаменитым Булак-Балаховичем. Народная память осталась о нем нехорошая. Грабежи и, главное, виселица навсегда, должно быть, погубили репутацию Балаховича среди крестьянского мира. За 40 - 50 верст от Пскова крестьяне с суровым неодобрением рассказывают о его казнях на псковских площадях и о его нечеловеческом пристрастии к повешениям."

В том же году в тифлисской газете "Понедельник"(N 20 от 6 декабря 1920г.) было опубликовано интервью с бывшим министром юстиции северо-западного правительства Е.П.Кедриным, который помимо прочего ответил и на вопрос о Балаховиче:

"Я хорошо знаю этого авантюриста. У меня в руках был ордер об аресте его, но он ускользнул, и удалось арестовать только его ближайшего соучастника, Николая Энгельгардта. Они вместе занимались грабежом и обирательством богатых людей, предъявляя им обвинения в большевизме, под угрозой немедленной виселицы... неуплативших вешали, чтобы напугать других купцов и промышленников, причем, вешателем являлся генерал Балахович лично. Вешать и расстреливать людей - это занятие он считал не только своей специальностью, но и "отдыхом", и этому "отдыху", не скрывая своего удовольствия, он предавался обычно после обеда..."

При этом, не имея объективно практически никаких военных успехов, он активно интриговал против командующего 2-м корпусом генерала Е. В. Арсеньева, которому номинально подчинялся, вынудив его ходатайствовать перед генералом Родзянко о присвоении Булак-Балаховичу звания генерал-майора (на что тот объективно не имел права без санкции Верховного Правителя). Одновременно Балахович активно контактировал с представителями Антанты и эстонской армии, в результате чего, не имея на то никаких прав и оснований, представители союзников 19 августа 1919 года сместили генерала Арсеньева с поста командира 2-го корпуса и назначили на его место Балаховича. Это вынудило командование белых провести фактически спецоперацию по аресту и отстранению Балаховича от командования, однако вскоре после ареста он благополучно бежал к эстонцам (воспользовавшись доверчивостью конвойного, поверившего его "слову офицера") и формально поступил на службу в эстонскую армию, что впрочем не мешало ему временами воевать с частями и этой армии. Результатом всех этих перипетий было поражение белых на псковском направлении и сдача Пскова совершенно незначительным силам красных - фактически эстонцы и банда Балаховича просто оставили город. В конце 1919 года Булак-Балахович участвовал в ликвидации (в том числе и чисто физическом) остатков Северо-Западной армии в Эстонии, а в ночь с 27 на 28 января 1920 года Балахович со своими "партизанами" захватил в Ревеле бывшего командующего генерала Юденича и попытался вывезти его к границе РСФСР, вымогая у него как сказали бы сейчас "в счет несуществующего долга" 100 000 фунтов стерлингов под угрозой выдачи в ЧК. По ходу движения поезда к границе Юденич был освобожден эстонскими властями, а Булак-Балахович после этого откровенно уголовного инцидента был изгнан из Эстонии - "союзники" (кто-то из представителей Антанты, вероятнее всего англичане) ему устроили "побег" из эстонской тюрьмы, где он находился в заключении после этого случая вымогательства.

Бандитствующего генерала приютила Польша, с представителями которой Балахович вел тайные переговоры еще летом 1919 года, уже тогда изъявив желание перейти на польскую сторону. С марта 1920 года Балахович начал формирование в Белоруссии "партизанских" отрядов в интересах поляков, но в тесном взаимодействии с эсэровскими белоиммигрантскими вооруженными формированиями, подконтрольными Б.Савинкову, хотя при этом Балахович отказался формально признавать власть верховного правителя барона Врангеля. К августу он объявил себя командиром "партизанской дивизии", а затем и "армии", "полки" и "бригады" которой в реальности были равны по численности батальонам - вероятно и здесь "батька" не удержался от приписок. "Армия", как и ранее на псковщине, прославилась грабежами и погромами еврейских местечек, загадочным образом сочетая эти мероприятия с тесными контактами с органами ЧК (на службе в смоленской губЧК загадочным образом оказался дворянин, младший брат ближайшего псковского соратника "батьки" - Энгельгардта), которым за вознаграждение "партизанами" Балаховича выдавались местные антикоммунисты. После перемирия, заключенного поляками с советской стороной в октябре 1920 года, армия Балаховича, действуя якобы самостоятельно, но фактически оставаясь на снабжении у поляков, перешла демаркационную линию и захватила Мозырь, где Булак-Балахович 12 ноября провозгласил очередное воссоздание Белорусской народной республики (БНР) - марионеточного государства под польским контролем. Булак-Балахович от лица правительства БНР даже успел выпустить почтовые марки (напечатанные заранее в Польше), но уже к 19 ноября его "войска" были разгромлены Красной армией.

Польский военный прокурор полковник Лисовский, расследовавший жалобы на действия балаховцев, так описывал боевую деятельность армии Балаховича в борьбе за свободу Белоруссии:

"…Армия Балаховича представляет собой банду разбойников, которая переправляет награбленное золото. Чтобы занять какой-нибудь город, посылается армия, солдаты которой грабят и убивают. И лишь только после многочисленных погромов, два дня спустя, приезжает Балахович со своим штабом. После грабежа начинаются пьянки. …Что касается Балаховича, он позволяет грабить, иначе они отказались бы продвигаться вперёд … каждый офицер, вступающий в армию Балаховича, обливает себя грязью, которую ничем нельзя смыть..."

Расследование, проведённое полковником Лисовским в частности установило, что только в Турове балаховцами было изнасиловано 70 еврейских девочек в возрасте от 12 до 15 лет. Вот выдержка из показаний Х.Гданского и М.Блюменкранка следствию, приведенных в книге польского исследователя Марека Кабановского "Генерал Станислав Булак-Балахович" (Варшава, 1993):

"… По дороге туда встретили капитана-балаховца. Он спросил:

- Кого ведете?

- Евреев…

- Расстрелять их.

С нами был еще один еврей - Маршалкович. Конвоиры приказали спустить исподние штаны и лизать друг другу задницы. Потом также заставили мочиться друг другу в рот и делать другие мерзости… А мужиков собрали вокруг и приказали за всем этим наблюдать… Заставляли нас делать половой акт с телкой. Изнасиловали нас и напаскудили нам на лица… Блюменкранк не мог перенести издевательств и просил, чтобы его застрелили. Маршалкович еще болеет после перенесенных издевательств"

Житель Мозыря А.Найдич так описывал события в "столице" БНР Мозыре после взятия города балаховцами (ГА РФ. Ф. 1339. Оп. 1. Д. 459. Л. 2-3.):

"В 5 час. вечера балаховцы вступили в город. Крестьянское население радостно встретило балаховцев, но евреи попрятались по квартирам. Сейчас же начался погром с массовыми изнасилованиями, избиениями, издевательствами и убийствами. Офицеры участвовали в погроме наравне с солдатами. Незначительная часть русского населения грабила лавки, вскрытые балаховцами. Всю ночь по городу стояли душу раздирающие крики…"

В докладе комиссии по регистрации жертв набега Балаховича в Мозырском уезде говорилось, что

"Насилию подвергались девочки от 12 лет, женщины 80 лет, женщины с 8-месячной беременностью…, причем насилия совершались от 15 до 20 раз. Хотя образовавшейся местной комиссией для обследования и оказания помощи было обещано полное сохранение врачебной тайны, число обращающихся за помощью достигает всего лишь около 300 женщин, большую часть которых составляют заболевшие венерическими болезнями или забеременевшие…"

Берлинская белоэмигрантская газета "Голос России" в номере от 27 октября так описывала отступление "армии" Балаховича под ударами Красной армии:

"Отступая из Пинска, армия Балаховича оставила чудовищные следы грабежей, убийств, пыток невинных людей, изнасилования женщин, в том числе 12-летних девочек.

В деревне Инево, на границе Пинского и Ковельского уездов, добровольцы ограбили еврея, затем обмотали его колючей проволокой и катали по земле. Растерзанного и окровавленного его размотали и медленно жгли на огне; во время пыток еврей сошел с ума и был пристрелен. В ряде деревень произведены подобные же зверства с утонченным разнообразием приемов.

В городе Камень-Каширске все еврейские квартиры были разграблены. Всякого еврея, показавшегося на улице, убивали. С целью убийства возможно большего количества евреев балаховцы подожгли дома. Выбегавших расстреливали. 12 девушек подвергнуты пыткам. Полковник Дарский спокойно присутствовал при этом. Известен случай изнасилования одной девушки 34 солдатами. Изнасилована также 60-летняя старуха. После изнасилования ее облили керосином и подожгли.

Девице Эйзенберг, оказавшей сопротивление при изнасиловании, отрубили ноги. В ее присутствии убили ее отца и брата, затем подожгли дом."

При этом, в ответ на обоснованную критику польских военных и союзников-эсеров, прямо обвинявших Балаховича в антисемитизме, тот не придумал ничего лучше, как издать приказ о формировании в составе своей армии "добровольческого еврейского батальона", для которого даже была установлена особая форма. Командовать этим батальоном стал служивший у Балаховича прапорщик Цейтлин, в батальоне кроме него состояло еще три еврея - больше желающих служить в славной армии Балаховича видимо просто не нашлось.

Поляки, даже "товарищи по оружию", в целом не питали иллюзий относительно морального облика и идейной принципиальности своего "белорусского союзника" - вот как охарактеризовал его польский офицер, командовавший регулярным полком польской армии, который поддерживал "освободительную миссию" балаховцев:

"Это человек без идеологии, бандит и убийца и такие же у него товарищи подчиненные... Они не знают стыда и похожи на варваров. При мне бросали ему под ноги головы большевиков, отсеченные саблями... Я пил с ним всю нынешнюю ночь, а утром он со своей группой и я с полком пошли на дело. Избиение большевиков было страшное".

Самое интересное, что под "большевиками" здесь польский офицер подразумевал жителей еврейского местечка. По данным израильского института "Яд Вашем", на совести банд Балаховича - жизнь каждого четвертого еврея, убитого в погромах во время Гражданской войны. Причем "героические воины" Балаховича отнюдь не ограничивали свои интересы только уничтожением евреев - балаховцы со своим генералом успели отличиться при "зачистке" Данцига (ставшего по результатам Версальского мира вольным городом) от немецкого населения:

"Город был поделен на сектора. Кварталы оцеплены. Движение по улицам запрещено. Началось изгнание немецкого населения за пределы города. Вооруженные патрули врывались в дома и выгоняли всех на улицу. Согнанных жителей строили в колонны и гнали под конвоем на запад, за пределы города. Там, в трех верстах от города, рядом с песчаным карьером их принимали удалые бойцы Булак-Балаховича . Вниз согнали первую партию в три тысячи человек. Испуганные и ничего не понимающие люди смотрели вверх, на темные силуэты поляков в лучах заходящего солнца. Но боялись они не долго. Вниз полетели гранаты, а затем ударили пулеметы. Когда стоящих внизу в котловане не осталось, командир одного из эскадронов, просигналил фонариком на окраину города. Конная сотня погнала следующую толпу. Подталкивая пиками людей скинули вниз в котлован карьера. Снова полетели гранаты, а затем ударили пулеметы. Снова сигналит фонариком командир эскадрона. Снова гонят толпу. Некоторых симпатичных немок выдергивают из нее на ходу и отводят в сторону. Они умрут не сразу, а после того как польская шляхта выполнит свою работу и захочет с ними позабавиться. Снова взрывы гранат, снова стрельба пулеметов. Конвейер работает. Из карьера слышны крики и стоны раненых, плач детей. Но освобождение Гданьска от гуннов продолжается. Опять взрывы гранат, опять пулеметы. Наконец работа сделана. Теперь можно и позабавиться. Прямо в поле. Ибо немецким фрау после забав не суждено вернуться в свои дома. Некоторых со вспоротыми животами и отсеченными грудями повесят на деревьях вдоль дороги. Некоторых с вырванными языками прибьют гвоздями к деревьям, заставляя медленно и мучительно умирать на лоне чудесной природы. Но это произойдет чуть позже, а сейчас время для забав, и ужасный женский крик висит в поле рядом с карьером. Смерть гуннам! Наконец и похоть удовлетворена, и самые буйные фантазии. Тела тех, кто не нужен оттаскиваются и бросаются туда же - вниз, в пасть карьера. По краям карьера крепятся подрывные заряды и отматываются провода. Гремят взрывы. Лавины песка обрушиваются вниз и засыпают многометровым слоем крики и стоны несущиеся снизу."

Характерно, что поляки самую грязную работу доверили именно балаховцам - вероятно имели все основания доверять. Отметим: ни зондеркоманд СС, ни вообще нацистов в Германии не было еще даже так сказать "в проекте". Так что Балахович имеет полно право претендовать на лавры "первопроходца". Видимо тут ему очень пригодился "боевой опыт" по уничтожению совместно с эстонцами остатков Северо-Западной армии и пришедших с ней беженцев в Эстонии.

После стабилизации ситуации в советской Белоруссии и эмиграции "правительства" БНР Булак-Балахович стал "верховным командующим вооруженных сил Белоруссии" под польской опекой. При этом основная масса "воинов белорусской армии" Балаховича после выхода с советской территории прямиком отправилась в польские концентрационные лагеря в Модлине и в Бресте, где и была уничтожена (польский полковник Родзинский писал об одном из этих лагерей, что в нем происходит "...систематическое убийство людей... Сохранение в лагере существующих условий его быта было бы равнозначно приговору всех ... интернированных на гибель и неизбежную, медленную смерть"), но некоторые, показавшиеся полякам наиболее достойными, были направлены на формирование диверсионно-террористических групп, которые подчинялись второму отделу польского генштаба и систематически засылались на территорию БССР с заданиями на проведение массового террора против населения. Следует отметить, что советская сторона тоже официально заявила, что не будет далее рассматривать "балаховцев" как военнопленных - подобно тому, как позднее на статус военнопленных не могли рассчитывать эсэсовцы. Примерно в это время Балахович третьим браком женился на Яне (Янине) Коречко, от которой у него были дочери Данута и Барбара. Куда при этом делась вторая жена и дочери - неясно. Юзеф Пилсудский в личной беседе с известным террористом Б.Савинковым так очень точно охарактеризовал Булак-Балаховича:

"Да, бандит, но не только бандит, а человек, который сегодня русский, завтра поляк, послезавтра белорус, еще через день - негр. Мы об этом знаем… Но у него нет чести золотопогонных генералов, мечтающих возродить в России монархию. Он воюет с большевиками, поэтому мы его поддерживаем. Пусть они будут хоть неграми, но если борются с Советами, значит они наши союзники".

К 1923 году Булак-Балахович официально легализовал свою двойную фамилию, первая часть которой была его вполне характерным прозвищем, означавшем на местном диалекте "перекати-поле", "ветрогон". Лично знакомый с ним итальянский журналист Курцио Малапарте так писал о его взаимоотношениях с Пилсудским:

"Генерал с наружностью бандита, храбрый солдат, искушенный во всех хитростях партизанской войны, дерзкий и лишенный предрассудков, Булах-Балахович был пешкой в руках Пилсудского, который использовал его..."

Он добросовестно поддерживал своего патрона Пилсудского во всех его начинаниях, в 1926 году активно поддержал переворот и введение режима санации, якобы был причастен к организации польских концлагерей для украинского и белорусского населения, к разработке политики "осадничества" и полонизации на белорусских землях, получил от Пилсудского звание генерала уже польской армии и лесную концессию в Беловежской Пуще, на которой трудоустроил некоторых особо приближенных "балаховцев" из числа уцелевших. Есть все основания полагать, что в действительности эта "лесная концессия", как и аналогичная "концессия", созданная в то же время в Сарнах, служила просто прикрытием для деятельности тренировочного лагеря по подготовке боевиков: в Сарнах - петлюровцев, а здесь - балаховцев, из которых затем и формировались упомянутые выше группы боевиков-террористов для засылки на территорию БССР. Видимо Балахович был причастен к организации и исполнению политического терракта - убийству советского полпреда Войкова, во всяком случае оружие для совершения терракта убийца Борис Коверда получил от "балаховца" есаула Яковлева, который, в свою очередь, и до и после этого инцидента сохранял весьма доверительные отношения с Балаховичем, а в 1939 году якобы даже был у него "начальником штаба".

Еще в Эстонии Балахович наладил выпуск собственной награды, претенциозно названной им "крестом храбрых". По внешнему виду это был белый эмалевый крест, похожий по форме на крест ордена святого Георгия, с изображением "адамовой головы" и перекрещенных костей (эмблемы "батальонов смерти") в центральном медальоне (позднее появился вариант, где вместо костей были скрещены меч и факел). Первые экземпляры крестов даже имели номера. Официально кресту была присвоена черная лента с желтыми кантами, но известны аутентичные экземпляры на оранжевой ленте с двумя черными полосками вдоль краев. Балахович естественно заявил, что крестом будут награждаться "герои" из числа его "партизан", но вследствие немалой стоимости изготовления знаков практически сразу же перешел к их раздаче за деньги. Бесплатно кресты достались только некоторым "полезным людям" из числа представителей Антанты, эстонской, финской и польской армий. Осев в Польше, Балахович смог поставить производство крестов на широкую ногу, тем более, что его покровитель Пилсудский приравнял крест по статуту к официальным польским боевым наградам. В дополнение к кресту Балахович учредил еще и звезду, на которой был изображен тот же крест, наложенный на перекрещенные мечи, при этом на "белорусской награде" появился девиз, исполненный на польском - традиционный "За нашу и вашу свободу". Правда тут же появились злостные фальсификаторы, которые начали демпинговать против генерала, предлагая такие же кресты, но существенно дешевле. Балаховичу пришлось существенно улучшать потребительские свойства продукции - на реверсе креста стала гравироваться его подпись, а помимо удостоверения к награде покупатель получал диплом с краткой хронологией "боевой" деятельности "балаховцев" и "рыцарскими принципами Собрания рыцарей "Креста отваги"". Всего было изготовлено и реализовано около 10 000 крестов и до сотни звезд.

Во время гражданской войны в Испании Балахович состоял в качестве наблюдателя при польской военной миссии в Бургосе у Франко, фактически являясь советником по партизанской и диверсионной деятельности. В 1938 году участвовал в обеспечении мероприятий по разделу Чехословакии с польской стороны. После нападения Германии на Польшу якобы активно участвовал в организации партизанского движения и в обороне Варшавы (даже сформировал отряд из трех сотен своих бывших бойцов), однако безнаказанно прожил в Варшаве до мая 1940 года, когда был якобы кем-то убит, но факт его смерти объективно не подтвержден, а местонахождение могилы неизвестно, что дало впоследствии почву для обвинений его в сотрудничестве с нацистами. Действительно, в обстоятельствах убийства очень много странного - он был толи застрелен агентами Гестапо, толи убит при попытке оказать сопротивление немецкому патрулю (что более чем сомнительно, учитывая установленный немцами порядок действия патрулей в подобных ситуациях), и что совершенно непонятно - куда после этого делось его тело. Официальная запись в журнале варшавского морга гласила, что его тело было доставлено 10 мая 1940 года (то есть ровно в день начала вторжения немцев во Францию) с 18-го КПП (то есть немцами) и выдано опять же немецким властям для захоронения 15 мая. В то же время известно, что именно в этот период немцы, готовясь к возможной войне с СССР, старались привлечь к себе на службу уцелевших лидеров белого движения, некоторые из которых действительно согласились сотрудничать с ними. В данном случае совершенно непонятно, почему Балахович, фактически дезертировавший из русской армии, а затем предавший красных, белых и эстонцев, предавший своих солдат, не мог точно также предать и поляков? И если принять эту версию, то становится вполне понятным и объяснимым появление в вермахте задолго до вторжения в СССР приказов и инструкций о борьбе с партизанами на территории России - при том, что до того в Европе германская армия с этим явлением практически не сталкивалась и не было никакой уверенности в том, что партизанские отряды вообще будут организованы на оккупированных территориях. Что характерно - достоверно неизвестно, насколько эффективно обороняли Варшаву бывшие "балаховцы" под командованием своего генерала в 1939 году, но зато точно установлено, что некоторые из "балаховских" командиров уже в первой половине сентября перешли на сторону немцев, и, что удивительно, были приняты ими буквально "с распростертыми объятьями" и практически сразу же зачислены на действительную (!) службу в состав специальных абверкоманд, ориентированных на развертывание агентурной работы в Белоруссии, успешно продолжили службу в вермахте и после нападения Германии на СССР. Не в этом ли необъяснимом радушии и доверчивости немцев кроется разгадка странной смерти генерала и исчезновения его тела?

Снова востребован Балахович оказался в конце 1943 года, когда немцы всерьез озаботились массовым привлечением "национально озабоченных" кадров и начали заигрывать в том числе и с руководством БНР, под вывеской которой в марте началась тотальная мобилизация в "белорусскую краевую оборону" (БКО) под командованием Франца Кушеля - офицера СС и будущего "военного министра" БНР. В связи с этим ведомству Геббельса срочно понадобился "героический" персонаж для ведения пропагандистской работы, а кто с точки зрения расовой теории нацистов мог лучше подойти на эту роль, чем погромщик-антисемит Балахович? Особенно если не вспоминать о том, как потом при его содействии поляки успешно "искореняли" в концлагерях "защитников БНР", белорусских националистов и просто мирных обывателей. Таким вот немудреным способом Балахович оказался "национальным героем" белорусских коллаборационистов.

В наше время в Варшаве и Бресте установлены мемориальные доски в память о Булак-Балаховиче, в Варшаве - на абстрактном "месте гибели" (которое строго говоря до сих пор достоверно не установлено), в Бресте - на месте массового захоронения "балаховцев", замученных в концлагерях Бреста теми самыми поляками, с которыми так активно и плодотворно сотрудничал их любимый командующий. В эфире белорусской редакции "Радио Свобода" Булак-Балаховича несмотря на все его явно "неполиткорректные" подвиги упоминают исключительно как "беларускага нацыянальнага героя". А например в сообщении информагентства демократически-ориентированного прозападного "Беларуска-Эўрапейскага задзіночаньня" о Балаховиче говорится так:

"Славуты сын беларускае зямлі - яе абаронца і нацыянальны герой генерал Станіслаў Булак-Балаховіч. Ён жыў, змагаўся і паклаў сваё жыцце за волю Бацькаўшчыны."

Насколько "славным" сыном белорусской земли был Балахович, и как он защищал свободу своего отечества - читатели теперь могут сделать выводы совершенно самостоятельно...
Корявцев П. М. "Батька": история одного предателя